Сибирские огни № 008 - 1990

тистами, бабами, с удивлением и печалью оглядываешься в детской, словно грибник заблудившийся, другие люди, другие, отдельные, все твои про них мысли, твоя к ним любовь ничего на самом деле не зна­ чат, разве не помнишь ты своего недавнего взгляда на своих родите­ лей, господи, да за что ж мне такое!.. В магазине степенно раскры­ ваешь бумажник, сколько с меня, благостная эта минута словно бы искупает лямку, службу, дежурную бодрость, прошлое томительное безденежье, подростком, студентом, солдатом, молодым специалистом, потом и не таким уж молодым, не таким уж специалистом — всегда, всегда нужны были деньги, всегда их не было, теперь появились, не так уж теперь и нужны, хотя по-прежнему только-только, хотя жена сурова по-прежнему, почему только я, все я, одна только я, она смот­ рит на стену, за которой детская, гремит музыка, жеребцы, говорит устало она, как бы молчаливо призывая обняться, заплакать от бе­ зысходности, маеты, которую перемаять можете вы только вместе. Или все-таки не любишь меня, проступает сквозь каждое слово, или любишь, не устает она спрашивать, дознаваться, выпытывать, слов­ но до сих пор это может хоть что-нибудь значить... И вся эта позва­ нивающая кандалами жизнь настолько устоялась в невидимых фор­ мах своих, настолько плотно вросла в ячейку судьбы, что стала в представлении Аркадия Петровича подобием смерти, ему казалось, он слышит, как колет травинка, сдвигает выветренные кости его, как колет и давит сквозь позвонок и ребро, протягиваясь к свету... Аркадий Петрович чрезвычайно ценил это свое понимание зазо­ ра между тем, как живет он и множество ему подобных, и между тем, что есть жизнь истинная. Он не смог бы конечно ответить, рас­ толковать более или менее внятно, что же это такое на самом деле, но то, что она все-таки существует, самим уже фактом существования обесценивая реальную жизнь,— это понимание было ему дорого, от­ части лестно, как бы малый дарило шанс, как бы приобщало и одним глазком... Разумеется, отсчет идет с позиции высшей, идеальной, по­ рок в виду не имеется: ни женщина, ни слава, ни богатство, ни власть, хотя, если быть дотошным, и женщина, и слава, и богатство, и власть, но в таком преломлении, в каком они и в природе-то не су­ ществуют. Подразумевалась скорей некая религиозная идея, некое как раз отрешение, за которым бы вдруг и счастливо открывалось — что? —Аркадий Петрович не знал. А счастья нет —пародировал он самого себя, морщась от тщеты пародии, не прибавлявшей ни к чему ничего (будто весь мир —корова, обреченная на прибавку). Когда это все началось, вряд ли он мог бы сказать даже с приб­ лизительной точностью, не зная, что это за это. Наверное, недавно, год, два, не больше, жизнь потеряла смысл, мог бы поставить диаг­ ноз Аркадий Петрович, имейся в наличии хоть какое-нибудь собы­ тие, потрясение, случай, в результате которого... Но может быть так: жизнь и не имела смысла, что обнаружилось, как только она, жизнь, его, смысл, потеряла — наверное, так. Наверное, все-таки в основе ползучей этой усталости просто-напросто детская обида за прошлый самообман, за прошлую энергию самоутвержденья, служенья, прод­ виженья, что на поверку повернулось скукой да чепухой. Когда же начался тот поход?.. В НИИ, где, не мешкая, согласился быть парт­ групоргом, чтоб такое хоть иметь заделье среди канцелярской ску­ ки? Чтоб утвердить — себя, жену, окружение —его «уважают», не такой и пропащий, есть перспективы, есть? Или потом, когда созна­ тельно уже перевелся в заводскую лабораторию, проиграв в деньгах, но выигрывая нужную строку в биографии? Для чего нужную? Очень просто —невзрачная эта строка прямиком вела к месту освобожден­ ного секретаря. До райкома рукой подать. Или раньше еще, в армии, где принимали их в партию чуть ли не строем, и надо было выбирать —туда или сюда —или в партию с замполитом или корешить с му­ жиками, откровенно положившими и на замполита и на его партию. А ведь он хотел — причем искренне —примирить их, соединить, рае-