Сибирские огни № 008 - 1990
— Эмэй! Но она уже тронула коленом быка. Бык ступал ровно, покачивал рогами, уносил маленькую женщину, легко уно сил. Еще бы огонь юкагирский зажечь над ними! — Эмэй! Не обернулась. Не слышала или опять не хотела слышать по-русски. Догнать? Зачем? «В деревянной урасе жить будешь...» Стоял, смотрел вслед... Князь Шаховский, воевода енисей ский, далекий покровитель Лисая, не зря дорогую бумагу марал виршами. «Милуючи, господь бог посылает на нас таковы скорби и напасти, чтоб нам всех злых ради своих дел вконец от него не отпасти...» «Чтоб нам всех злых ради своих дел...» — Гришка! — Здесь я. Лоскут выглянул из-за ободранной лесины, щека поцарапана. Прошли рядом под кривыми ондуша- ми по сырым мхам. Под деревянным курулом, раскинув оленьи шкуры, при волоченные с брошенного стойбища, Елфимка, попов сын, считал вслух: — Сума медвежья белая, шита меш ком... Отвяжись, Лисай, прошу богом!.. А в той суме положено двадцать соро- ков соболей. Другая сума медвежья — черная, ворот большой... А в ней поло жено тридцать три сорока двадцать два соболи с пупки и с хвосты... А там же лисица красная... Подняв голову, пожаловался Свешни кову: — Вот Лисай ко мне привязался. Го ворит, сам промыслил ту лисицу. Отпихнув Лисая, продолжил счет: — Сума оленья, шита мешком... За мучения наши нам се добро,— вдруг по смотрел строго на улыбающегося Лоскута.— Тридцать два сорока двад цать семь пупки, восемь хвостов соболь их... Лисай, исхитрясь, схватился за крас ную лису, потянул на себя. Сердце ныло, не оглядывался на тунд ру. Может, видна вдали фигурка быка, может, баба на ней,— не оглядывался. Наследили в сендухе. Тэгыр отыщет ее, подумал. И сразу сказал себе: не будет искать. Родимцы дороже. Не об одной душе речь. Хотел заглянуть вперед, в другие, в еще не наступившие дни. Хотел знать, что там? А многого не знал. Воеводе Пушкину вовсе сейчас не до носорукого, даже если пригонят его ка заки. Князь Трубецкой, начальник Си бирского приказа, с нарочным сообщил: бунт! Он сам-то, Трубецкой, де давно чуял. И как иначе (будто Григория Тимо феича повторял): боярин Морозов при страстно насаждал в Москве иностран ное, возмущал сим многих людей. Пле щеев, судья Земского приказа, да Тра- ханиотов из Пушкарского вконец обнаг лели: в четыре губы сосали с родичами казну. А еще пошлина на соль... В день мягкий майский рассерженная московская толпа — чернь, ярыжки, приказчики — запрудила улицы. Шу мя невежливо, под узды ухватили ло шадь самого царя Тишайшего, Алексея Михайловича, степенно возвращавшего ся от Троицы. Оставь-де, царь, от дел ненавистного Плещеева! Убери-де Тра- ханиотова! Определи на их место доб рых людей! Царь Тишайший, изумясь до бледно сти, обещал. И начала растекаться чернь, да, взбешенные, врезались в тол пу конные друзья Плещеева, неразумно пустили в ход витые нагайки. Теперь все всколыхнулось. Смиряя ширящийся бунт, повели на казнь упирающегося Леонтия Плещее ва.^ Толпа вырвала судью из рук пала чей, и тут же насмерть забила камень ями да ослопьем. Убивая дьяка Назара Чистого, громко кричали: «Вот тебе, и з менник, за ту соль!» Боярину Морозо ву, осмелившемуся выйти на крыльцо, крикнули: «Уйди! Тебе то же будет!» Обвинив в повышении цен, гоняли по дворам богатого торгового человека Шорина. Этому повезло — крепкие но ги. А к вечеру белокаменная взялась ог нем. За два дня и две ночи полностью вы горели Петровка, Тверская, Арбат, Ни китская, Дмитровка. Исчезли деревян ные хоромы, распадались каменные. В развалинах Чертолья, как в горниле, рдело железо, плавилась медь. Под гро хот барабанов, под распущенными зна менами прошли по улицам наемные немцы — охранять дворец. К бунтующему народу вышел двою родный брат царя — Романов Никита Иванович. Ему крикнули: «Жалуемся не на государя! Жалуемся на людей, вору ющих его именем! Выдай нам Морозо ва да Траханиотова!» Траханиотова выдали, был казнен. Боярина Морозова царь лично, слезно вымолил у народа, живым отправил от сиживаться в Кирилов Белозерский мо настырь. А тесть царя, боярин Мило славский, сердце скрепя, долго еще вы катывал волнующейся толпе бочки с винами да выставлял крепкий мед... —Бей челобитную на самого царя,— советовал Лоскут Свешникову.— Я-то сбегу, меня еще на Погыче увидят. Я еще догоню Ваську Бугра. Видать, суж дено мне итти встречь солнцу. А ты бей челом, напирай на верныя службы — вот-де и ясак большой, и край новый велик. Казне, напирай, твой поход в пользу, а не в поруху. И просись в де сятники, пускай сажают тебя в тот ост рожек на реке Собачьей. Вернешь пи саных, подведешь их под шерть — разве не по-человечьи? — Щурился.— Лучше уж украины обживать, чем хо дить под каким воеводой,— Вспоминал. — Богат край!..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2