Сибирские огни № 007 - 1990
Он, Лисай, грамотен. Он знал, есть такой зверь — рука на носу. 8 аманатах сидел Тэгыр. Лисай спрашивал: а есть тут под земные дыры? Может, из тех дыр лезут на ружу носорукие? Тэгыр прямо сказал: не подземный зверь. Лисай самолично вскры вал зверю стомах — желудок. Набит пере жеванной пушицей-травой. Живет не под землей, это точно. Вот ведь как, думал Свешников, вдруг переставая слушать Лисая. Русский человек дерзок. Атаман Дмитрий Копылов первым под нялся на новую реку Алдан, а Бутальский острожек все равно пришлось расклады вать на кострище, оставленном неизвестно кем, но явно русским. По дерзости видно. И здесь, на Собачьей, повторялось. Вот Шохин успел уже сюда сбегать с Песком. На Лисая поглядывал без жалости... Вот неясно, как он один пережил зиму? Пытал по-всякому. Вот, коль уж давно здесь, может, где видел слюду? А то се ребро? Воевода Пушкин, Василий Никитич, так провожал: «Серебра нет. На Руси гам бургские рейхсталлеры переливают на свои монеты. Приищите серебришка, награжу государевым жалованьем таким, чево у вас на разуме нет!» Лисай отнекивался. Такое, отнекивался, в горах ищут. Он да же знает как. Надо ссечь сырую березку, чтоб рогаткой была, и ходить с той рогат кою по каким падям. Где в земле будет руда, та березка враз даст густой сок. Свешников прислушивался. Не совсем ве рил Лисаю, но и не верить уже не хоте лось. Так далеко ушли от всяких людей, что каждая живая душа казалась редкой и нужной. Вздыхал. Толкал Лисая в плечо: — Чего сидел один на Собачьей? — Как уйти? — Ушел же Фимка... — Он на плоту. А я вернулся, река враз встала. — Ладно... — полез на ходу в ташку, в поясную суму, порылся: — Это что? Помяс остолбенело уставился на бере стяную грамотку. — Где? — задохнулся. — Где?.. — На ондуше. Гляжу, белеет. А ондушка, на ней пятен нет. Протянул руку — гра мотка. Значки вот на ней. Вроде как река, и вроде как крестики. — Дай! — Подожди... — отвел руку Лисая. — Что за крестики, а? Может, стойбища писа ных? Кому указывали? Кто указывал?.. __ Помолчал. Сказал строго: — А ты мол чишь... «Ни души в сендухе!» Полозьев скрип. Визг собачек. Лисай вертелся, сопя. Оглядывался на ташку, — грамотку ему не дали подержать в руках! А тянулся к ней. Сильно тянулся. — Правильно идем? — Так... — кивнул. — Там вот и вста нем. След человеческий, действительно, ухо дил вниз. Огляделся. Снег ноздреват, выбит ветром. Со слои стых крутых обрывов срывались, ухали в полынью мерзлые глыбы. В той же рас крытой полынье кувыркались битые льди ны, крутило в водоворотах корье, ветки. Перекрестился двуперстно. Если сейчас вода сердится, что будет в половодье? Это хорошо, если коч Герасима Цандина придет вовремя, а вдруг где застрянет? Смотрел на ледяную еще реку с сомне нием. Ишь, курит, бьет с силой. — Тут, что ли?.. оскальзываясь, сошли на бугристый сы рой берег. Где вымело снег, там мерзлый ил кочками. Земля дикует, сплошной ка мень. И над головой нависли мерзлые камни. Оторвется такая, грянет вниз — эхо отзовется в самом Якуцке. Старик неожиданно быстро ловко побе жал прямо по чохочалу, по голой полоске земли, отмытой водой. Бежал скособенясь Свешников опасливо крикнул: — Для че лезешь туда? Опасался камней над головой. Обрыв такой, что и непонятно: как по нему по верху, ходил зверь, почему не почувство вал вовремя беды? Но отставать от Лисая не стал, шел за ним следом. Впереди кокора — пень такой, выворо чен из земли, сбоку сучок толщиной в ру ку хитро извернут, вытянут, Свешников изловчился — переступил су- И опешил. Вот он — искомый зверь! Чуть выше воды, прямо на камнях, осев тяжко на правый бок, голову опустив, си дит как на цепи, прихвачен к обрыву ле дяными сосулями. Ужаснулся: встанет сейчас! Изумился: рука впрямь на носу. Волоса та, завита раковиной. Левый, ближний, би вень обломлен, глаз закрыт. Шерсть каш тановая, почти рыжая, источена, испещре на ледяными дорожками, будто оплакивал его кто. А ниже лопатки, страшно, как дверца в черной печи, — рана. Похоже, сделана топором. Лисай горделиво потыкал себя в грудь. Свешников досадливо отмахнулся. Передняя нога подвернута неловко, вид ны светлые, отмытые до блеска роговые пластинки — ногти. С лопаток, с горба, с выкатившегося до земли брюха, со лба, плоского как стол, юбкой обвисали смерз шиеся каштановые пряди. Тяжкий, нестлелый. И не пахнет совсем! — догадался, пе рекричал воду Лисай. — Когда расшибся? — крикнул в свою очередь. — Под зиму... Тут берег сыпался... При хожу, сидит! — старик суетливо пробежал ся по чохочалу. — Сало пальцев на пять! Толст, видишь! Пожалел; — Поднимется вода, унесет зверя. Зверь! На темной ондуше орел сидит. Дряхл, закутался в крылья. Древен, как сама сен- духа. Гикнули на орла, пронеслись мимо. Собачки сами бежали, чуяли дым. — Это кто? — удивился Свешников. И Лисай привстал. Видно: из-за палисада выскочил чело век, побежал навстречу, споткнулся. Падая, крикнул: 4 Сибирские огни № 7
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2