Сибирские огни № 007 - 1990

анбара лестницы нет, отнесена под башню в ворота, на карауле стоял служилый человек Гришка Лоскут. Вот его и посылали по лестницу, а он не пошел. И яз, торговый человечишко Л учко П одзоров, его, Гришку, спросил, для чего он по лестницу не пошел, а Гришка тот дерзко ответил: для того-де не пошел, что один на карауле, а товарищи давно разошлись. И того ж дня ты, стольник и воевода, тех караульщиков, срока раньше ушедших, ве­ лел добыть, хотел дать им поучение, бить батоги, потому что велено им у казенных анбаров стоять беспрестанно для береже- ния и для сплошного времени и для пожа­ ра. А денщик твой, пришед, сказал: служи- лы е-де сами идут в приказ. И оне с шумом пришли и с шумом говорить стали: почему- де ты, стольник и воевода, людей бить хо- тишь, почему-де ты, стольник и воевода, не пускаешь на реку Погычу Ивашку Ерастова со товарищи, как они того хотят, а пуска­ ешь Мишку Стадухина, и почему-де ты, стольник и воевода, с хлебного жалованья выворачиваешь одну треть? И ты, стольник и воевода, вышед в сени, начал им вы гова­ ривать, зачем пришли с таким шумом не­ вежливо, а служилый человек Гришка Л о с­ кут предерзко тебе закричал: не бей-де нас, не дадим бить никово! И ты, стольник и воевода, хотел Гришку зашибить рукой, а он ухватил тебя, стольника и воеводу, за гр у ­ ди и отпихнул прочь. Тут же стоя крикнул десятничешко Васька Бугор: сами-де уйдем на Погычу! А ты, стольник и воевода, при­ казал взять его, а служилые люди нихто за Б угра не приметца. И ты, стольник и вое­ вода, принялся за него сам, но тот Гришка Лоскут, на которого крикнуто ныне госуда­ рево слово, опять принял тебя за груди и поволок из сеней, а служилые, стоя на крыльце, кричали великим шумом невежли­ во. И яз только, торговый человечишко Л учко П одзоров, отнял тебя от Гришки, а другие так и кричали с шумом, чево-де стоять, пойдем поемлем у торговых люди­ шек суда их и покрученников их. И, покри­ чав, так и сделали, нас разорили, кочи взя­ ли и лодки и на тех судех ушли по Лене ре­ ке. А ты, стольник и воевода, того ж часу посылал за ними детей боярских да служи­ лых людей в лехких стругах и берегом на конях уговаривать ворочать назад: для че- во оне, служилые люди, крест целовав госу­ дарю не изменить, без ук а зу государева в отпуск не съехать, и города не здать, и в полках воевод и в посылках голов и началь­ ных людей не покинуть и ни в чем госуда­ рю не изменить, ныне, оставя город, изме­ ною побежали. А дерзкий Гришка Лоскут, гуляв страш­ но, отстал от воров, ночью дверь взломал, меня, сироту твоево, хотел убивать, резал ножом, спрашивал, где брат ево, Пашка, ка­ балы на коего у меня лежат? И сказал яз , жалея животу своево: с вором-де Сенькой Песком, ухо оттопыренное, тот Пашка ушел, а жив ли, то мне неведомо. И, жалея живо­ ту своево, сказал: сын боярский Катаев идет в те места. Тогда, нож отняв, Гришка г у ­ лял всю ночь, и ныне ведомо мне учинилось, что впрямь сшел он на ту реку Собачью, сын боярский принял его. А Гришка тот весь в кабалах, долг брата ево велик и яз, сирота твой, челом бью — вели наказную память слать по всем тем местам, где есть приказные люди, чтоб Л о с­ кута тово и брата ево Пашку, буде оне объ- явятца, пересылать бы из зимовья в зи­ мовье, строго вести в Якуцк, где брать с них порушную память и бить батоги нещадно. К записке сей яз, торговый человечишко Л учко Подзоров, руку приложил. III Последний день пути всегда трудный. Еще и не знали — последний ли? Надо бы реку переходить, а Свешников тянул, не давал знака. Искал место самое удоб­ ное для зимовья, чтоб с одной стороны защищал бы какой бугор, а с другой ре­ ка текла В небе свет осиянный лунный. Казаки хмурились. — Танька виноват! — ругался Кафта­ нов.— Это Танька Шохина не уберег, это он стоял караульщиком. — Доли его лишить! — повторял Ко­ сой.— Моргает на мир, ничево не видит! Питуяин кивал: он не любопытен. Тре­ щало что, так чего смотреть, на него никто не шел. Он и от урасы не отхо­ дил. Утром, правда, подманивал олеш­ ков. Если и видел след, так след-то олеш­ ка. А чей о-н? Не уберегли вожа. Вож ведь явственно чего-то боялся: выставлял караулы, спал в глубине ура- сы... Чего боялся? Кто бесшумно, как рысь, пальцем не кос­ нувшись спящих казаков, вполз в урасу, без света узнал, где дышит вож? Свешников ответить не мог. А за вопро­ сом вставал другой, за тем еще другой... Убили... В том тайны нет... Почему уби­ ли? За что? Бывал здесь раньше? Подстере­ гали его? Кто подстерегал? Откуда знали о идущей ватаге? От самого Шохина? Как? Там, возле урас, Свешников с Лоскутом и с Кафтановым исходил все ложки, за­ глянул за каждую ондушу, осмотрел каж­ дый сугроб. След всем показался странным. Сперва уходил в сторону, лениво петлял в редких лиственницах, потом дважды возвращался к казачьей стоянке... Шли. Над редкими лиственницами, кривыми, черными, низко летел старый орел. Он тя­ жело разводил крылья, плыл, смещался в низком подзвездном небе. Устав, дал круг, упал на сухое дерево. Расслабив крылья, сидел, как в шали, небрежно сползшей с плеча. А вдруг вор Песок впрямь здесь про­ мышлял? А Шохин был вхож, перебил во­ ровской путь, наставил хищных кулемок? Ее, ловушку, поставить не труд — легкий огородец из спиц, чтоб упирался коридор­ чиком в дерево, сверху крыша, чтоб кори­ дорчик снегом не замело, а в воротцах бревно, сторожащее наживу. Соболь зве­ рек радостен, любопытен. Он, гуляючи по нартенному следу или для своего нежения, смело ступает на подчиненную досочку, валит на себя то бревно...