Сибирские огни № 007 - 1990

ственных книгах. Скоропись, острьге уг­ лы. Степка приглядистый, уже знал: это буквы. Если буквы знать, можно склады­ вать слова. Когда один оставался, украд­ кой листал толстую святую книгу, любо­ пытство мучило — что за этими букви­ цами, красиво выписанными. На том и за­ стал его Бадаев Сильно удивился: щенок, к книге тянется! Отослал на конюшню — высекли. Степка стал осторожнее, но попался на той же книге. Не мог удержать себя — раскрыл. Теперь Бадаев сам пришел на конюшню — били жестоко Отлежи­ ваться бросили на псарню. Подходили собаки, вывалив красные языки, смеялись над Степкой Добрей всех была сука Тёшка — волоча живот, подползала, ли­ зала языком иссеченную спину. В двенадцать лет начал бегать. Бегали все — и крепостные, и приказ­ чики. Бадаев, веселя соседей, устраивал облавы, с собаками прочесывал лес. Хо­ лопий приказ в Москве завален господ­ скими явками. Не сказался вовремя — неси ответ за своих беглых Числятся за тобой, ты и ответчик. Разбой, поклеп, лю­ бое дурное дело — ответчик ты. Дважды ловили, засекали до бессозна- ния, заикаться стал. Отлеживался на той же псарне. Хорошо бабка, старая татар­ ка, кое-как его направляла: лечила да ла­ дила. В последний раз, в двадцать втором, уже при Михаиле Федоровиче, бежал удачно. Зажег за собой двор, издали смотрел на зарево. Жалел, вдруг как сгорит добрая Тёшка? Но к Москве шел радуясь. Москва. Белокаменная, златоглавая! Дым, пыль. Где тын деревянный, где каменные хоро­ мы. Купается в пыли юродивый, бормо­ чет невнятное. В голове держал: выси­ деть урочные лета. В дороге многому научился: не пойман пять лет, почти, счи­ тай, и свободен. Осторожно жил — под­ рабатывал при случае, где и голодал. Раз боярину донес сверток. Непонятно, зачем боярин шел пешком, но вот шел — важ­ ный. Борода окладиста, нос багров и по­ рист. Донес сверток до Сретенской. Боярин усмехнулся странно: «Как звать?» Пожал плечами, боялся сказать. «Безродный?.. Вижу, вижу». В доме у Григория Тимофеевича чистил комнаты, снимал пыль с книг, они ряда­ ми, удивляя его, стояли на специальных полках. Удивлялся: Григорий Тимофеевич, он у него странно живет. Дружбу мало с кем водит, все больше пьет в самое не­ урочное время. Еще смущало: он постов не хранил. Всю страстную на Степкиных глазах пил без просыпу, не дался попра­ вить отросшую разлохматившуюся боро­ ду. Утром в светлое воскресенье напился еще до рассвета, прежде чем разговелся пасхой. Насмешничал," но присматривался к Степке. Усадил однажды за книжку. «Азбука». Картинка была: стол длинный с учени­ ками, во главе стола учитель — похож на поумневшего Бадаева, на коленях перед ним ученик — отвечает урок. Еще один пишет, третий таскает за космы соседа. Здесь же на скамье секут провинивше­ гося — видно, не совсем поумнел Бадаев. «Аз... Буки... Веди...» Сам дивясь, прочел вскорости под той картинкой: «Ленивые же за праздность биются, грехов творити всегда да блю­ дутся». Как-то Григорий Тимофеевич позвал: «Поди в Китай-город» Дом назвал, дал сверток. На улицах шумно. Телеги, а то карета. Стрельцы стоят кучками В лавках вся­ кое, в одной даже висела шкура. Ровно медвежья, только вся белая. Почувствовал на плече крепкую руку, повернулся смело — он же человек Гри­ гория Тимофеевича! И замер. Бадаев! Дюж, красноморд, обветрен Прижал Степку к стене обширным животом — Пошто бьешь парня? — крикнул ла­ вочник. — Мой! Отчепись! — Беглый, чего ли? — Беглый. — Ну, бей,— сказал лавочник.— Только не марай стенку. Бадаев шумен, громоглас. Зеваки собра­ лись, кто-то засомневался: — Твой ли? Бадаев хохотнул, бороду взял в ладо­ ни: — Зиновий! Собачек! Собаки те же. Пуще всех радовалась, прыгала на грудь Тёшка — не забыла Степку. Он отталкивал добрую собаку, а Бадаев важно пояснял: — Вот как еду в Москву, так беру со­ бачек. Дома-то поротые отлеживаются у меня на псарне... Зеваки смеялись Везли Степку в телеге. Управляющий Зиновий шепнул в какой-то деревеньке: «На ночь плохо сарай запру. Ты беги. Совсем беги. Хозяин намедни запорол кучера». «Насмерть?» «А то как!» Бежал. Думал, совсем окаменеет сердцем. В Москву вернулся, не смел явиться к Григорию Тимофеевичу без того пропав­ шего свертка Воровал, конешно. По бун­ ту был взят, без рванья ноздрей выслан в Енисейск, там поверстан в казаки. Ук- раинам российским стража нужна. По от­ писке переслали Свешникова в Якуцкий . Гнал прошлое, не хотел вспоминать. Но — тоска, край безлюден. Шаркаешь лы­ жами, память пальцами не заткнешь. И еще ведь такое дело. Доставить носору­ кого требовал боярин Морозов, близкий царю Тишайшему человек, а имя Бориса Ивановича Свешников без хулы — слы­ шал от Григория Тимофеича... Шли. Над лиственницей, низко присевший в сугроб, застрекотав, вспорхнула сорока. Дивилась, шумела, кляла судьбу, прыгала с ветки на ветку, осыпая сухой снег. — Короконодо... — Чего? — не понял Степан. — Короконодо. Подлая птица,— про