Сибирские огни № 007 - 1990
жет, чувствовала разлуку долгую, о ка кой сам Дежнев даже и не догадывался. А Семейка — -ладный, в новом кафтане, в сафьяновых мягких сапожка-х, только посмеивался, откидывал со лба ладонью широкий и- русый чуб: — Вот, не понимает. — Оставляешь-то ее на- кого? — Так как на кого? На родственника, на Манякуя, Корову им оставляю да не тель Чего с этим не прожить, сам поду май! — Нахмурился: — Василий Никитич сердится, я с Мишкой Стадухиным ца паюсь.— Пояснил: — Думает, первым видел Колыму, Чюхчу, Анадырь, так все может. Рассуждает: чем шире держава, тем-де сильней. — Ан нет? — Ан нет Хоть ширь, хоть сужай, дер жава держится на одина-честве. Мало най ти, надо сажать на землю людишек, без обид, без правежа. Начнешь обижать — снова как при Болотникове... — Дело ли говоришь?.. — Дело. Свешников задумывался. Косой — ладно. Косой — полуварнак, его куда поверни, он туда и пойдет. Но другие-то? Васька Бугор? Мишка Стаду- *ин? Давно ли край державы упирался в Лену? А вот уже из Жиганска спустились на кочэх енисейский казак Илья Перфирь. ев да тобольский казак Иван Ребров, лю ди знающие, опытные. От устья Лены поплыли в разные стороны: Ребров на западе достиг Оленека, Порфирьев на востоке — Ян-ы Мишка Стадухин, казак с гонором, властолюбивый, сгорая от не терпения везде быть первым, сам вышел на Алазею и на Колыму, сам сообщил о неведомом прежде народе чюхчах. Вот какой народ — моржей колют спицами! Томский казачий атаман Дмитрий Копы лов дошел до Алдана, заложил там но вый Бута-льский острожек. Курбат Ива нов, казак с Енисейска, сын боярский, самолично увидел низкие темные воды моря Байкал, а томский казак Иван Москвитин вышел на самое Лемское мо ре, на берег Охоты, за которым, гово рят, и земли больше нет. Года не проходит без каких новостей. Тяжелые кочи то уходят на восток, го приходят с востока. Между Якуцким и Нижне-колымском всегда можн-о встретить какое судно, а раньше совсем было пусто. Дикующие, стоя на берегу, уже и не ди вятся, завидев вдали коричневый ровдуж. н-ый парус. Ждут русских — вот припас привезут. А недавно явился с востока письменный голова Василий Поярко«, ска зал о совсем никому неведомой реке Мамур — де, та земля угожая, изобиль на скотом и хлебом, рыбой и пушниной А люди тех мест едят на серебре, ходят в шелках, делают бумагу, добывают по стное масло, которое куда как идет к огурцу. Там в походы можно ходить, па-шен-ных хлебных сидячих людей под вести под царскую высокую руку... Шли. Верст семь Степан бежал рядом с Ел- фимкой. Что он видел, сын попов? Книгу «Ок тоих», в которой много красного цвету, целые строки - набраны красным, да чи тал в церкви часы, да пел на клиросе по Крюковым нотам,— а шел хорошо Бывал посылай от монастыря в Моек, ву. Рылся в Овощных рядах, искал на Печатном дворе — евангелия, псалтььри, минеи, молитвенники. Но без жалованья без хлебного и денежного. — Трудно тебе Зачем шел с нами? Ответил бесхитростно: — Вторко звал. — Обещал чего? — Говорил, встану на ноги. А мои со боля — божьи. Теперь Вторко нет. Я так много, как он, не обещаю. Нам зверь нужен — А Христофор...— начал было Ел- фимка, но оборвал себя, насупился Видно было, и с ним успел пошептаться вож. Задышал растерянно: — Зверь, зверь! Божье ль дело?.. А Христофор прост. Всем, говорит, хорошо будет — А так бывает? Епфимка строго поднял глаза: — Должно быть... Отстал от сына попова. Небо серое, ночное. Луна Лиственни цы мрачные. На подъемах (еще случа лись) олешки потупляли рогатые головы, фыркали на собачек Одно время удобно шли звериной тропой, но зверю необя зательно ходить попутно с человеком — тропа вильнула, ушла в распадок. Ура-сы на ночевку разбили у самой реки. Свеш ников продолбил лунку Снизу поднялась рыба, стояла в воде, снуло сосала воз дух. — Не гляди в воду. Старик схватит за бороду. — Чюлэни-полут? — Степан накрепко запоминал чужие слова. Кивнул: — Тоже садись. Христофор медленно опустился на кор точки, сплюнул: — Сколько живу, понять не могу. Вот я пришел, а эта рыба навстречу. И в сен- духу спущусь, дикий олешек навстречу или там ленный гусь, А я ведь их съем — Всех не съешь. — Всех не съем,— согласился — Но съем многих. Помолчали, — Ты скажи... Я родился, живу, и оле шек вот родился, живет. Только я, ска жем, в Илимском, а он в се-ндухе. А по чему ж нас сводит судьба? — Неладно так думать... — А я думаю.. Ты помешаешь, что ль? Или воевода? — сплюнул.— Всяко быва ет. Вот старики рассказывают, что в лесу на т-ропе ложиться ночевать нельзя: буд то кричит кто-то, свистит. Едешь там или идешь, а потом ладишься лечь на тро пу, а хозяин лесной все одно тебя вы живет. А то подбежит, головешки в кост. ре все разобьет, ра-збросает... Я вот, бы ло, тоже лег в лесу, за Якуцким. И на тропе. А уснуть не могу, пинат и п-инат меня кто-то Вот-де почему на мою до рогу лег? Так че вытерпел, ушел Помолчали. После той ночи — со стрелой.— Шохин все рядом ходил. Как бы присматривал ся к Свешникову Может, что сказать хо тел, а не решался И сейчас не решился Мороз жжет, обдирает лицо. Солнца когда ждать? Сколько еще идти под звездами? Выйдут ли к хорошему месту
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2