Сибирские огни № 007 - 1990
Елфимка одергивал: — Чарка — в жажду, чарка — в сла дость, чарка — во здравие. Все осталь ное — в бесчестье, в смерть. — А я больше и не давал,— отворачи вался Косой. — Не обманет воевода? — пугался Микуня.— Приведем носорукого, а вое вода не даст жалованье. — Придем с косоруким — даст Его о том просил боярин Морозов. Свешнико ву, может, боярское. — Это сколько ж? — прищуривался Кафтанов. — Если боярское,— неторопливо под считывал Ларька,— тогда, значит, так. На душу двадцать четей ржи, столько же овса, да три пуда соли. А в чети, если казенная, четыре пуда двадцать три фун та ржи, а если овса, то два пуда и один надцать фунтов— Оглядывался на Свеш никова, вздыхал: — А на мне что есть, вот и все мое борошнишко. Интересовался у вожа: — За медный котел что дадут писа ные? — А сколь в него войдет шкурок, столь и бери. — Ну? Дадут? — А как им без котла? — В Москве,— прикидывал охотно Кафтанов,— за доброго соболя можно выручить до пятнадцати рублев. А изба там — десять рублев, а скотина — до трех. — Рот закрой, дыму наглотаешься,— скалился насмешливо Гришка.— Где пи саные? Пусто крутом — А ты не горячись, не горячись,— сердито косился Шохин,— Я вот знал од ного такого горячего, когда-то он ходил в подьячих, было, перо держал за ухом. Оно у него так и топырилось. Никому не сказавшись, собрал ватагу, тайно ушел в леса...— Косил глазом на Гришку.— Вот ушел такой горячий, и сгинул — О Песке, что ль, говоришь? — на стораживался Гришка. Христофор сплевывал: — О Песке... Вот вор был, потому и не сыскал своего пути в той безмерной сендухе. Странно умолкал, будто не досказав чего-то. «Чего им тот Песок? — вздыхал Свеш ников.— Ну, вож пугает, а Гришке-то че го?» Возвращал разговор к носорукому: — Крупного надо брать. — А брать как такого? — выглядывал откуда из-за угла Митька Михайлов, Бри ло по прозвищу, и сам, как та ярмарка- ерило, крученый-верченый, в движеньях быстрый, цыганистый,— Брать как? Гнать разве по насту? — Бабки пообдерет, — И хорошо. Будет смирный — А если яму? — мучился Микуня.— Чтоб он впал в ту яму? — В яму! — презрительно вмешивался вож. — Какая яма в сендухе? Тут похо ронить человека негде. Голимый лед. Писаные покойников подвешивают к де ревьям. — Так и висят? — Куда денутся... От Христофора несло жаром, чесноч ным духом. По роже видно, драл его не только медведь. И про Песка явно упо мянул со значением: Кафтанов что-то по нял, толкнул незаметно локтем Косого. А сам знал Лену, ставил зимовья в низах Собачьей, брал олюбленского князца Бу- рулгу. Тогда на казаков каждый день ходила самоядь, отбили у ватаги три нар ты с припасами, Христофора ранили в ногу. — Какие они, писаные? — спрашивал Кафтанов. — Наглядитесь,— подергал веком вож — Носят с собой зашитые в мешочек кости шамана. Бросают сало в огонь, дым идет Если кости тяжелые, значит, пло хой ответ, не делай задуманного. Если легкие — начинай. Всему верят. — Верят? — Всякому... У них есть чюлэви-полут, старичок сказочный. В него верят. Кто потеряется в сендухе, они считают — съел его тот старик. На берегу боятся сидеть, схватит-де старик за бороду. — Какие у них бороды?.. Смолкал. Намекал явственно: еще зна ет многое. Только не время, дескать, сей час. Ночью урасы дрожали от храпа. Ни зверь, ни писаный не пойдут на такой шум, но Шохин проверял: «Стоишь?» «Стою»,— ворчал караульный. «Ну, стой. Это для всех». Свешников прислушивался, не спал. От Егорьева дня на утро Ганька Пит хин и Гришка Лоскут, как хвастаясь перед ка заками, сами здоровые, выгнали на наст здорового лося. Зверь проваливался сквозь наст, рвал о закраины жилы, искровянил всю поля ну, но к себе не подпускал Митька Ми хайлов, торопясь, выловил! с нарт пищаль Пулей лосю снесло верхушку черепа. Густо запахло сожженным зельем. Хро мая, бледный в гневе, выбежал из-за ондуш Христофор. — Кто стрелял? Пошел на Михайлова, Свешников кинулся между казаком и вожем, пнул подвернувшуюся под ногу собаку Кто слышал тот выстрел? Пусто! Шохин сплюнул, ушел в голову аргиша. Гришка Лоскут рвал сырую лосиную пе чень, дразнил Косого: — От зрения помогает — Так это у кого оба глаза У меня ОДИН. ’ ч — Ешь Может, вырастет Лось пришелся в самую пору Не жа лели, ели от души, ничего не оставили на поляне Неясно, как оно там обернет ся в сендухе Торопились до реколома выйти на восточную сторону реки, но вож после того выстрела вел еще осторож ней. «Пугает...— не спалось Свешникову — Зачем?» Холодел, услышав взвизгнувшего во сне пса, невольно тянулся к ножу, со стыдом смирял руку. О звере думай,__ корил _себя Вдруг тот зверь, правда, под земный. Сидит себе под землей, сосет корни. Если так, ворочался, будет трудно Поймать можно и под землей: спускайся в ход, гони носоруко-го, выжимай на свет
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2