Сибирские огни № 007 - 1990
шел в Сибирь за то дело. Просился на реку Потычу с казаком Иваном Ерасто- вым, но на Потычу снарядили Стадухина — к нему Гришка сперва не хотел. Когда люди казачьего десятника Васьки Бугра устроили шум в приказной избе, Гриш ка, конечно, лез в драку первый, а из города бежал' последним Взбунтовав шиеся казаки захватили суда с припасом и бежали из Якуцка, а Гришка Лоскут, возбужденный шумом, первым делом кинулся разыскивать торгового человека Лучку Подзорова Нашел, попугал его за какие-то грехи, сам загулял сильно и только на другой день тайком сшел с Якуцка, В лесу вышел на ватагу Вторко Катаева, пал ему в ноги: «Прими!» Сын боярский топал ногой: «Воруешь! Выдам!» Но возвращать Гришку, значит, отсылать с ним одного, а то двух человек, да еще Свешников поддержал — прими! Только это и упасло Гришку от жестокого нака зания. Лоскут будет искать носорукого. У Лоскута один путь — пригнать того зве ря в Якуцк. Воевода Пушкин отходчив, мо жет, простит. Вот Ганька еще Питухин. Ну, этот полуказачье, новоприборный. Горазд носить тяжести, торить тропу Ис тинно лось, не спелся бы с Косым да Кафтановым. Ах, зверь!.. Это Свешников думал уже о носору ком. Найти бы яму, загнать в нее зверя Морить его в яме голодом, чтоб сам за просил еды Кормить из рук, приручить, таким и доставить в Якуцк,., Забывался в мечте, забывал про глушь, про морозы, про безлюдие. Доставить носорукого в Якуцк, оттуда погнать на Камень, а там уж и Москва видна Свое прошлое гнал прочь, не хотел возвращаться к своему прошлому — на сердце больно Это зверя бы найти, сра зу бы легче. Боярин Морозов Борис Ива нович, собинный друг царя, знает хорошо все царские слабости: соколиная охота, разный диковинный зверь Говорят, неис тового Никона недавно посвятили в ар химандриты, Так, говорят, тот неистовый Никон каждую пятницу наезжает к за утрени в придворную церковь, а потом подолгу беседует с молодым царем о делах всяких. Может, и о носоруком беседует. Свешников зябко поводил плечами. На теле белье, две кукашки меховых — одна мехом вовнутрь, другая наружу, а вот все одно, зябко от мыслей Алексей Михайлович, царь Тишайший, он, известно, радушен, прост Он и бого молец усердный, и постник, и людей рассуждает в правду — всем ровно. Убо гим рассылает корма, а вечерами и в не погодь у себя, в селе Коломенском слу шает бахарей, сказочников, про старину, да разглядывает узорочья, жемчуг раз ный. Томится, думает о державе, как не объятна она, как зыбки томительные ее границы, думает, как сделать ее единой, объединить все живое под царской вы сокой своей рукой. А тут косорукий! Невиданный ни при одном дворе зверь! Удивится Тишайший, впадет в изумле ние, спросит боярина Морозова: — Кто ж привел такого? — Казак Степка Свешников! — Кто таков? — Из высланных,— пояснит Борис Иванович.— Служилый человек. Вины свои загладил. — Просит чего? А он, Свешников, не упустит случай. Он знает, чего просить у царя Шли. Собачки хорошо тянули. Упряжка без труда несет запас юколы — свой^ корм, трехпудовые сумы да еще уметный неприкосновенный запас. И олешки хороши в работе, только устав, норовят лечь. А собачки, они всегда тя нут до края. И запуржит, и завьет сне гом воздух, они все равно тянут — на неприметный дымок, на запах человече ского жилища. Это олешкам все равно, где идти, им нет дела до человека, летят как листья по ветру. На собачек Свешников смотрел хмуро Снились они ему Разные. Но больше гончие псы. А не во сне — подойдет ка кая, ткнет сапогом «Ты чё ж? — Гришка Лоскут не раз удивлялся— Собачка, она ближе человека Грех ее бить. Ну как робенка!» Свешников отворачивался Ни Гришке, ни кому другому — нечего им делать в том его прошлом... В ураеах, перед сном, надышав тепла, кутались в заячьи одеяла, хлебали чай. — Без благо'весь-то и крыночку не по ставишь,— жаловался Микуня— Нечиста сила враз чувствует слабину Меня сколь ко раз водила! — Ну? Получалось, Микуне и в лесах не вез ло Где-то на Камне, знал ведь места, в Ильин день пошел в лес. Не надо ходить в Ильин день, а он пошел — заприметил большую черемуху, оберу, думал. А ког да человек блудит, нечиста сила так и скопляется вкруг него. Он-то, Микуня, идет, тропинка, кусты — все как надо, а вот все немножко не так, и не туда, и на душе стало страшно, и червяк чакает под сердцем — страх. Он ту черемуху искал чуть не весь день, а она ведь рядом, на глаз видна. Вот зачем? Как объяснить? — Ну, тут лешака нет,— смеялись,— тут все пусто. — Хозяин, наверно, все проиграл. Ни зверя, ни человека. Так бывает. А выиг рает, опять все придут — и люди, и зве ри. — Хозяин-то русский, что ли? С нами пришел? У писаных-то есть свой лешак? — У кого его нет?. Хозяин! Гришка Лоскут, раздувая вывернутые ноздри, поминал косорукого. Как-де при ведем, всем награда! — Ага. Тебе особливо. Микуня мечтал: — Я пирог морковный пеку. У него дух1 — Вина моего не пробовал! — ожив лялся Косой.— Мною народ всегда был доволен, я проницательное курил вино. Чарку прими — ночь не уснешь, дико.’ винные сны тревожат А утром тоска та кая, будто злодеяние какое совершил.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2