Сибирские огни № 007 - 1990

государев человек. Казак. Служилый. Уверенный. Не Кафтанов — на него по­ ложиться трудно. Не Питухин, больно уж Танька нелюбопытен, И не Трофимов — опыта нет у Ларьки. Вот и выходит — сын боярский не зря выбрал Свешникова. Приглядывался недо­ верчиво к вожу. Без особых мыслей, по привычке приглядывался. Вот дорогу Шохин чует любую: по сле­ ду на снегу, продавленному лодыжками босоногого сендушного деда-медведя, — сразу скажет, сердит дед или в духе; по размашке шага сразу определит, кто из казаков шел, а вот мимо срубленной лиственницы (ондуши — юкагирского де­ рева), точнее, мимо того пенька, сирот­ ливо торчащего из сугроба, проследовал молча. Пенек остро ссечен, на нем даже ша­ почки снега не было. — Слышь, Христофор. Кажись, работа­ ли топором? О писаных рожах известно — дики. Луки у них, ножи-палемки, топоры из камня, из реберной кости. А тут — же. лезо. Шохин неприязни не скрывал, усмех­ нулся непонятно: — Играли... — А кто играл? Дразнил явственно, давал понять: что надо, он, Шохин, увидит сам. Ты-де стоишь над казаками. Свешников смолчал, желал одиначест- ва в ватаге. Отпустил вожа, встал в сто­ роне, как бы отдыхая. Смотрел, кто и как пройдет мимо того пенька? Гришка Лоскут, широконосый, ноздри наружу (Христофор его на дух не вы­ носил — случайный, мол, случайно при­ цепился к ватаге), проскочил мимо пень­ ка не глядя, торопился в голову аргиша — его очередь менять Ларьку Трофи­ мова, топтать тропу. За Гришкой, заин­ девелый, всегда нелюбопытный, прошел Гэнька Пигухин, за ним длинный, цыга­ нистый Митька Михайлов, Брило по про­ звищу. А вот русобородый Кафтанов вдруг как бы приободрился, кивнул со значением Косому — что-то свое знал. Понятно — держится рядом с Шохиным. Подслеповатый Микуня Мочулин не увидел ничего. Свешников его жалел. В кабаках Микуня всегда пропивался до нательного, в драках непременно получал увечья. За год до похода гулял под Якутском, брал морошку, вышел прямо на бурого медведя. Часов шесть ползал перед медведем на коленях, пел песни, сыпал прибаутками, нескладухами — уб­ лажал, как мог, дикующего сендушного деда. Тот взрыкивал, вставал на дыбы, обходил Микуню по кругу, но лапой не бил, не когтил, не грыз — слушал в ото­ ропи, в удивлении странные человеческие речи. Так всю жизнь В младых летах, гулящим, Микуня при­ стал к дружинам, шедшим из Путивля на Москву. Видел самого Ивана Исаевича Болотникова. Знал: крепок крестьянский царь — прошел через плен татарский, через турецкую каторгу Радовался: са­ жаем на престол своего царя! Слышал, конечно, и шепотки: ой-де зачем тот Болотников действует рука об руку с князем Шаховским — у того-де дворян­ ская смута. И пошто рядом с ним Проко­ фий Ляпунов — жестокий боярин? Шепот­ ков этих Микуня не понимал, но с Ляпу­ новым ему привелось свидеться. Из Ко­ ломенского таскал в Москву разные под­ метные письма Однораз возвращался — группа конников, впереди Ляпунов, оса­ нистый, широкоплечий. Чего.де там у мальчишки? Микуня и показал письмо. Сво-и ведь! Ляпунов вытаращил глаза. Холопи, по­ бивайте господ! Получите боярство, вое­ водство, всякую честь Побагровел: «Чернь! В батоги маль­ чишку!» Избитый, отлежался в сарае, потом уз­ нал: Прокофий Ляпунов и многие с ним оставили Болотникове, перекинулись на сторону царя Василия Видел столбы, об­ вешанные бунтовщиками. Сам мог висеть! Навсегда заробев сердцем, решил уй­ ти далеко — на самый Русский Север. Ви­ дел еще всякое — и напраслину, и смерть, и всякие слезы. Таясь, шел — ночами, втихую. Но придя, наконец, на Север, взялся за ум. Удачно промышлял зверя, начал забывать о прошлом, а в ше­ стнадцатом занесло на Север двух стрель- цов-устюжан, хорошо знавших Микуню со времен тушинского вора. Улещая стрель­ цов, пропил в кабаках все, даже снасть пропил. На шестое утро, украв у стрель­ цов кремневую пищаль, бежал в лес. Бедствовал. Варил соль на Камне. Дров на варницу надо много. Черпаешь со­ леную воду из глубоких колодцев, вли­ ваешь в железные сосуды, варишь ее, а руки слабеют, жизнь уходит. Дал зарок: не брать в рот никакого зелья, вернуться тихо на Русь, сесть на землю, а сам того не заметил — пришел в Сибирь А в Сибири — удача! Потребовалось до­ ставить государю, уже Михаилу Федоро­ вичу, первому Романову, десять соболей живых, добрых, черных. Сам осознал: удача, В Москву летел как на крыльях. Чечуй- ский волок на радостях одолел со това­ рищи за полдня, через три недели был в Туруханском. В Мангазее напрямую пах­ нуло Русью — языком, шумом, людьми. Правда, болота и реки хорошо еще не промерзли — мешкота, но на Оби, в пути к Обдорску, потянуло настоящими холо­ дами. Там и случилось. Ночью со стану утек большой, самый добрый соболь, да унес на груди чепь серебряную, казенную Убоясь наказания без пощады, утек в ту же ночь сам Микуня. Погибал в лесах, случалось, прибивался и к варнакам. В самом плохом костришном зипуне при­ шел однажды в новый острог Якуцкий, там поверстали его в пешую казачью службу. Сам не знал, что ему надо. Тело усталое, а дух требует: что там впереди? Сколько будет пытать судьба? Когда би­ рюч Васька Кичкин крикнул на Гостином дворе охотников искать и ловить боль­ шого зверя, себе удивляясь, пришел в приказную избу Шмыгал носом, предан­ но смотрел в глаза сыну боярскому. Тот удивился: