Сибирские огни № 007 - 1990

Кончался предпраздничный месяц, и план опять вроде б потре­ скивал. Лопнет или не лопнет? — и об этом у него не болела душа. Директор вызвал Лукьяна: Отдохнул, Арсентьич? Пора, друг, и за дело приниматься, — ласково встретил его. Мне за одного тебя, битого, десять таких опу­ щенных, как Акулич, не надо. Лукьян, польщенный, лишь напомнил директору: А предписание? В нем прямо сказано: гражданина Тузова на руководящей работе не использовать. Так что... Ну, мы давно грамоту постигли, читали не одно предписание, прервал его, нахмурившись, Ипат Ипатыч. — Что требуют инте­ ресы производства, то мы и будем делать! Вы будете делать, а я, значит, расплачиваться? — пошел на «ура» Лукьян. И вновь подумал о Жагуне: так не развязка, а новая завязка получается! — Для меня такой товар не подходит. — Заговорил, а? Обида, обида грызет... Ты так настраивайся: тыща триста подумаешь, деньги! Мы, старики, в жизни большим жертвовали. Давай-ка не будем ссориться. — Протянул ему свою молочно-белую руку: — Мир! За директором ничто не пропадет, в обиженных не оставлю. Лукьян не спешил принять руку, хотя понял намек: одни нака­ зывают, другие — поощряют. Будь только человеком! Но ведь вроде и здесь, как с Кариной, бьется об заклад. Жизнь его сплющилась в лотерейку? В кабинет, вроде н е ч а я н н о , вдруг пожаловали обществен­ ные руководители. Поинтересовавшись, о чем речь, тоже ринулись с бреднем: как можно было упустить такого сазана! — Ну, Лукьян Арсентьевич! Вы стали неузнаваемы. Не упрямь­ тесь. Надо же шахту выручать. И момент очень серьезный: все кол­ лективы стоят на предпраздничной вахте. Выполнить обязательство — долг каждого. И дело это, если хотите, политическое. Уломали Лукьяна. Дня два мучился, не зная, как объявить жене, что вновь согла­ сился на прежнее место. Вроде на поправку пошла баба — и вдруг такое известие! Зима крепчала. Отмел он снег, сел на крыльцо и, не заметя, вы­ сказал свои мучительные мысли: как ему быть? А Карина оказалась за спиной. Спохватился, увидев, как она, охнув, побледнела, точно в сердце уколол. Начал отговариваться: — Бабочка, пройдет праздник — я отойду в сторону. Понима­ ешь? Да мастером быть — одно удовольствие. А сейчас... Люди на вахте, не хочется осрамиться. Понимаешь? И душа, если признаться, кипит: хочется показать им, как я могу работать. Все ведь вытрясу и вытолкну до вагона. И старое, потерянное, найду. Дам людям ра­ дость — пусть получат премии! Ведь заработали. Но шакалы разные, вроде Фроси-Ком-За-Раком, путаются. Залью им глотку: пейте! А потом с тобой уедем. Куда хочешь? К вам в село? Согласен, научусь рыбу ловить... Лосося там — гребом греби. Гы-гы... А рыбка — эге, какая рыбка! Кара, медленно отходя, посмотрела так, что Лукьян прочел в ее глазах: а иного, мол, я ничего и не ждала, на что ты еще способен? только ля-ля-ля. И ушла в избу. — Бабочка, — крикнул он вслед. — Погоди, слышишь? Кара, уже невидимая, произнесла, словно приговор: — Никуда ты не поедешь. Ты рад, что назначили опять на пре­ жнее место. Радехонек! Поглядись-ка в зеркало: глаза поют, а рань­ ше от муки плакали — мало за воротник стало попадать. Скорее всего, тебя самого увезут. Снова на машине с красной полосой. У соседей почему-то заревели ребятишки — громко, хором. И Карина выскочила: что такое? Лукьян молчал, повернувшись в сто­ рону соседей, словно застыл. Высокий, несколько сутулый мужчина,