Сибирские огни № 007 - 1990

Когда поели, Лукьян собрал и унес на кухню посуду. Кара, при­ держиваясь одной рукой за столешницу, — а ведь пьяная! — смела крошки, объедки, косточки и позвала Лукьяна: — Отнеси-ка хрюшке. Тот подставил пригоршни: давай. Она высыпала ему и посмот­ рела в глаза: неужели не скажет, беру и помню? Да, забыл. Пошел, а Кара ему вслед: — Елец! Елец, твоей страховочке конец. Вот тебе и больная! Президент Тузов подскочил даже, бросил все, что было в пригоршне, словно обжегся. И, махая руками, зару­ гался : — Тьфу! Мать-перемать! С хрюшкой твоей. Заколю пойду. — Но в следующий миг, только прошла горячка, заявил: — Это не в счет, бабочка, тут и свидетелей нет. — Пусть не в счет, играем дальше. Целый день они охотились друг за другом. Уже под вечер залез Лукьян поправить погреб. Пусто нынче там. Ни огурчиков, ни поми­ доров. А в прошлом году даже арбузов насолили. Погреб откроешь — из него пар столбом, как из бани. А спустишься и, пока накладыва­ ешь в посудину, аппетит разыгрывается, думаешь, одного горла и не хватит насытиться. Ничего нет нынче. Пусто! Постукал, потюкал и скорее вылазить — нет желания. Закричал оттуда: — Бабочка, как бы лестницу? Толкни сюда. Кара стояла наверху, подзуживая: — Вылезешь и без лестницы. Я лазила. — Подай, бабулька. Боюсь, штаны порву. — Вылазь, вылазь, — говоря это, сама посматривала: как бы и впрямь не выкарабкался. И только президент начал приглядываться — за что бы ему уцепиться, подтолкнула лестницу, но чтобы та не упала в погреб, придержала чуть: — Ладно, Тузик, бери. Ну, бери же, а то на голову опущу! Президент поймал лестницу-стремянку, с которой обирали ранет­ ки, приставил ее к стеночке, а Карина опять: — Елец, Лукьянчик! Елец! Лукьян со злости — топ ногой! Хряснула ступенька. Опять про­ спорил! Хворой-то... И другую ступеньку — топ! И этой как не бы­ вало. — Да лучше б сто раз без лестницы вылез! — Ничего, я тебе, милый, дам червончик, — дразнила, жалила Карина. — Запьешь горе свое, оглушишь микробов — ну и ладно. — А свидетели? Опять нет... — Ты стал как половецкий хан. Слово свое ни во что ставишь. Девятнадцать договоров о мире заключал с ними Мономах, скольких князей переженил на ханских дочерях, а они все остались веролом­ ными. — Ну, сказанула тоже — половецкий хан! Гы-гы, так уж и хан. Ведь столько денег... Они, гы-гы, вроде б и не хочешь сподличать, а заставляют: да мало ли что слово дал! Гы-гы... Хан половецкий... — Ничего, я подожду свидетелей. — Да сдаюсь, бабочка! — Я других слов жду. — Нюж-то прочитала мои мысли? Гы-гы... Тогда дай мне по морде и прости. Глава тридцать пятая Работал теперь Лукьян мастером — поменялись местами с Аку­ личем. Но Акулича повысили временно, пока директор подыскивал человека. Поиграет Лукьян в шахматы, пощупает баб, поточит язык — и смена ушла. Простои, брак — отдувайся начальник, это не ма­ стера забота. И шел домой, улыбаясь: гы-гы, так можно жить. А Жагуна — черт! — говорил: развязка будет. Старая кляча!