Сибирские огни № 007 - 1990
Отправив свое письмо, Кара пришла к Мартыновичам. И на по хороны пришла, чего бы не сделала раньше ни за какие коврижки. Проводить страдальца высыпал весь люд Додоновки. От горя музы канты едва держались на ногах, играя прощальный марш. Бравый капельмейстер плакал навзрыд, точно хоронил единственного брата. Гроб, обитый красным крепом, плавно покачивался. Мужики несли его на руках до самого погоста. Ипат Ипатович, как старший по поло жению, произнес надгробную речь. Говорил он долго, подробно пере числяя, сколько покойный задержал за свою боевую жизнь опасных и особо опасных преступников, сколько получил тяжелых ран и уве чий. С его слов получалось, и взрыв подстроил преступный мир, люто ненавидевший такого принципиального человека. Аппарат с предо храняющими клапанами сам взорваться не мог. — Спи спокойно, наш дорогой товарищ! Ты заслужил это. У тво его гроба мы торжественно клянемся: будем с достоинством продол жать твое дело. Даже его самого тронули эти слова — прослезился. Кара тоже вздохнула с сочувствием: сколько погибло их, безвестных алхимиков, прежде чем великому ученому Менделееву нашлась работа из чего- то составить периодическую таблицу! Все, кто проводил Мартыновича в последний путь, пришли по старому обычаю дедов помянуть его за столом. Вдова, не зная, где и как разместить такое количество людей, чем их угостить, нашла прос тое решение: все, что успел он выгнать,— а Мартынович, думая же нить сына, нагнал немало,—выкатила во двор —пейте проклятую! Стемнело уже. В алюминиевую собачью миску налили первачу и зажгли. Он запластал синим божественным огнем. Отсутствие закус ки не вызвало сильных огорчений. На кустах в палисаднике рвали че ремуху и ранетки. Хозяйку, выглянувшую в окно, утешили тем, что дрозды все одно обклюют их, так что не следует жалеть. Господи! Не такая ли участь и вас ждет: не обваритесь, так сгорите. Черемухой закусывать... Господи! — стонала вдова. Когда додоновцы начали пить, тут-то и поняли, какого потеря ли человека. — Ребята, это ж коньяк! —заревел кто-то от радости. К четвер ти поднесли «плошку»: да, цвет жидкости желтый, даже чуть корич неватый. Стали по очереди пробовать. — Коньяк ваш — клоповник, а тут... Вона что! — Вы беленькой, не закрашенной отведайте —сама прям-таки катится. В Москве я раз особой брал — случайно натолкнулся! —с ме- дальями на этикетках, так вот... — Пивал я и с медальками! Та пашеничная... Кто-то, торопливый, уже завздыхал, роняя пьяные слезы: — Эх, сват, сват! Да чой ты мне свои секреты не оставил. Знаю: марганцовочки дать надо, чтоб вредность всякую осадить, для коньяка кофей требывается, а сколь, как? Эх, сват, сват! До глубокой ночи пили мужики, не опасаясь: некому было при зывать их к порядку, даже когда начали царапаться. — Молоток все-таки этот Мартынович! — С-свинья п-порядочная... — Д-да как ты смеешь? Н-ну-ка выйдем на улицу! Глава тридцать первая По горячим следам Кара написала и о Мартыновиче: как ни без донны додоновцы, а не смогли выпить все, что нагнал великий алхи мик. Последние, кто еще мог держаться на ногах, плача, пригова ривали : — Польем соломку... Теперь некому поливать соломку,_и вы лили остатки, забыв, что следовало б оставить на опохмелку: _Рас ти, соломка, болыпая-пребольшая...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2