Сибирские огни № 007 - 1990

учили азбуку, но могли соревноваться лишь с попугаями: к месту и не к месту выкрикивали одно слово, состоящее из трех букв. Поздоро­ вается женщина, а они хором как гаркнут —вот, мол, тебе чего не надо? Дождь ли пойдет, пожар ли где приключится и их позовут на помощь, нужда ли кого-нибудь загонит за рублем, лопатой, граблями — ко всем случаям у них, пьяных хамов, соскакивало с языка это слово. Карина, проходя мимо Молокановых, всегда затыкала уши. И сегодня она поступила так. Только было вздохнула облегченно: про­ скочила благополучно! А тут другое —слесарь с погрузки навстречу. Танцует уже, в руке колокольчик (в школе, что ли, спер?) дзинь, дзинь, дзинь! Боится, наверно, дядя, как животное, потеряться? — Алексеевна! — обрадовался он. И руки вперед — обниматься. —Ищу хорошую куму. Сыночек, малюточка, народился. Ты кумой пойдешь? Не сопротивляйся. Цыть! Сыночек жа, первенец. А ты — хо- рошенька. Иль брезгываешь? Ты таким, как я, мужиком не брезгывай. И вообще... Мужик —он опора! Кара попыталась его обойти, но не тут-то было. Мужичок, уронив колокольчик, уцепился за шею, намереваясь поцеловать: — Дай чмокну, Алексеевна, сахар мой. И послушай: я заплачу... зап-ла-чу щедро! Малюточка ведь, сыночек народился. Покрестим, по- род-нимси, Алексеевна! Я не хочу другой кумы. Не хочу — и все тут! Хоть что ни делай. И был бы твой Тузов —отцом крестным посадил. Сволочи, съели мужика! А назовем малюточку Потапиком. Алексеев­ на, не брезгывай! Уж такого тебе кума — в жисть не достанется. С ними поравнялась шумная, непонятная толпа. Одни пели, а женщина выла в голос: ой-ой! Горе слова съело. И вдруг эта женщи­ на бросилась к Карине, оттеснив слесаря-кума. — Каррынушка! Твой Лукьян тюрьма придет, мой Накоряков — никогда не придет: вода его взял. Ай-ай, Кар-рынушка! Какой боль­ шой вышел у меня загвоздка. Откуда-то враз наползли старухи, захлюпали носами: — Чижолый нони год. Высокосный. — Черного дракона год... с радива слышала. — За неделю —по теплу! — третий, кажись, залился. Мужики, несшие Накорякова, опустили его на землю. Бульдозе­ рист был в грязной мокрой спецовке. Черные волосы слиплись и зак­ рывали лицо. Кара вздохнула, глядя на него: эх, Миша Накоряков! веселый человек... Спросила: — Как же он так оплошал? — Перепутал бульдозер с катером. Теща у него на другом берегу живет, так напрямую захотел съездить. И вот... выловили. — Да он, кажись, храпит. Десятки глаз уставились на лицо утопленника. Мокрая челка Миши Накорякова трепыхалась, словно на ветру. А изо рта доноси­ лись такие звуки, будто рядом работал на холостых оборотах его неиз­ менный бульдозер. Старухи принялись креститься: свят, свят! его даже водяной не берет. Мужики загоготали: ядрена вошь, ловко они обманулись! А жена, заголосив пуще прежнего, бросилась колотить Накорякова: зачем у вода не остался? Ее, разъяренную, едва от­ тащили. — Ну, чего ты? —успокаивала ее Карина.—Надо радоваться, а ты... Перестань махаться. — Зачем радоваться? Где радоваться? Муж нет — плохо. Муж есть —совсем плохо. Такой загвоздка — ай-ай! — Карина, кумушка, Алексеевна! —на новый приступ пошел слесарь с погрузки. И Карина, не раздумывая, бросилась бежать. Бе­ жала она до тех пор, пока не остановили знакомые бабы: — Аль в город торопишься? Чай, к Лукьяну? — К нему. Скоро поезд пойдет. — Сумочка у тебя... Где брала такую?