Сибирские огни № 007 - 1990
мысли, понравившиеся стихи, песни, всевозможные факты из исто рии. И советы, советы. Особенно на литературные темы. «Мертво худо жественное произведение, если оно изображает жизнь... без могучего субъективного пробуждения... если оно не есть вопль страдания или дифирамб восторга». Пауки оплели тетрадь серебристыми нитями, словно уже опеча тали ее для истории. Кара не заметила этого. Здесь еще оставались чистые листки. И дрожащая рука ее автоматически вывела крупно: СТЕКЛЯННЫЕ ЛЮДИ. И все, что она пережила здесь, выплеснулось наружу. Реальность и фантастика, символ и меткое сравнение, яркие самобытные характеры, социальная направленность мыслей, передан ных через собственное «я», то гневное, прямое, умное, то робкое, наив ное, плачущее, придавали ее работе подкупающую прелесть. Перечи тав все, что-то вычеркнув, что-то добавив, она, наконец, дописала за ключительную часть, которая никак не давалась: поживи я здесь, в моей буйной пьяной Додоновке еще с год и, наверно, тоже стану стеклянной. Или я уже стеклянная? Кто скажет об этом?.. Опустошенная, уставшая, Кара уронила голову на стол. На лице была мягкая счастливая улыбка: вот, для нее начинается новая жизнь. Совершенно новая. Она ничего не знает, что ее ждет. Не знает даже, что напишет завтра, послезавтра. Она пока прожила в этой жиз ни всего лишь миг. Но этот миг словно вооружил ее. Она стала силь ной. Она может смеяться над додоновцами. А смеются только силь ные. Она будет казнить додоновцев словом, самым острым оружием. А казнят только сильные. Во имя их самих. На дворе занимался день. Кара спохватилась: так ведь уже от крыта почта! Она вырвала написанное, положила в сумочку и стала торопливо собираться: отправлю в газету. Глава тридцатая Петух, целое утро дожидавшийся хозяйку, раскинул крылья, точ но полы плаща, и возвестил с забора: кука-рек-ку-у-у! Куры лётом ки нулись из разных углов ограды к кормушке. Но хозяйка, всегда за ботливая, на этот раз, не заметив их, вышла со двора, захлопнула ка литку. Куда-к? Ко-ко! — проклохтал петух и замер в недоумении. А голодные куры, не имея и капли гордости, кинулись к изгороди, тыча свои глупые головы в щели. Кара, щурясь, остановилась под красной бисерной ранеткой. Рос ное травье пронзало глаза цветными иглами. Она, веря и не веря се бе, кричала в душе: я вижу! вижу, как все! Склонилась, сунула лицо в полыхающий костер гладиолусов. Любимые цветы окропили ее хо лодной влагой. Додоновка давно проснулась. Под благословенный грохот пог рузки —пей до дна! пей до дна! — уже свершалось все то множество событий, без которых здесь жизнь была бы не жизнью. Карина слиш ком понадеялась на себя, что она так просто, шаг за шагом дойдет до почты. В Додоновке человека, вышедшего на улицу, захватывает слов но горным потоком. И человек не властен над собой. Свернут, уведут черт знает куда, вплетут в такие истории, что ты не сразу и выпута ешься. И хоть плачь, хоть заревись, что тебе некогда, что у тебя неот ложные дела —не отпустят. Внизу, под горой, тянулась улица Ватная. В ближайшем к Тузо вым доме жили некие Молокановы. Предки их древнего рода были, говорят, одними из основателей Додоновки. А римский бог вина, при бывший сюда, испустил дух именно у Молокановых. Все стадо козлов, которое сопровождало веселого бога, они пустили по назначению, не смотря на отчаянные вопли: мы тоже бо-о-ги, ма-а-аленькие, ле-есные. Или грозный Юпитер упросил славянского Перуна наказать Молока новых, или уж такие они были от роду, только не могли говорить по- человечески, Сдревнейших времен слышали они родной говор вокруг,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2