Сибирские огни № 007 - 1990
Милейшей царевне Елизавете было проще. Она не стала Марфой Арсентьевной только потому, что горшки и прочие подручные мате риалы ей заменяли гвардейцы. Но действовала ничуть не лучше Мар фы. Беспристрастная история сообщает: в кирасе поверх платья, толь ко без шлема и с крестом в руке вместо копья, без музыки, но со сво им учителем музыки Шварцем явилась она новой Палладой в казармы Преображенского полка, напомнила подготовленным уже гренадерам, чья она дочь, стала на колени и, показывая крест тоже преклоненным гренадерам, сказала: «Клянусь умереть за вас; кляне тесь ли вы умереть за меня?» Получив утвердительный ответ, повела их в Зимний дворец свергать царицу. Но где ей, Карине, взять защитников? — Уйду! Хоть сегодня... — Из Додоновки? —послышалось ей.—А волшебный гул тебя не завораживает? Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! Ты, глупая, в который раз собираешься уйти? Не получается? Ах, познаешь долю женщины! А позволь спросить: для какой надобности? Ты что, об щественный деятель? — Да нет. Во мне это желание... может, не совсем осознанно пока. Но оно есть — испытать все. Я пока лишь грузчик, однако я чувствую: и силы и души во мне хватит на большее. Но как найти его, это боль шее? Я только что поняла, почему бросила учебу. Любовь, Тузов? Ничуть. Быть учителем —это ж передавать людям готовое. Я хочу но вого. Хватит ли характера? В войну, даже под снарядами, женщины не ссылались на свою слабость. В войну и я была бы на главной ли нии. Завидую тем женщинам: у них был явный враг. А вот в такой обстановке... кто у меня враг? Кто тиранит, отравляет изо дня в день? Самый близкий человек. Думаете, мне не хочется любви, ласки? Гляньте на подушку: не просыхает от слез. Думаете, я забыла ребенка? Да я считала-меряла каждый денечек: скорее бы на свет народился. Разве я не хочу быть матерью? Но где моя радость? Стыдно признаться, но все утоплено, все сгорело в бело-синем огне. И ты унижен, так унижен, будто жи вешь в вечном плену. Уверяю: муки, даже самые ужасные, перенести проще, чем это... Прислушиваясь к каждому слову, Кара вспомнила еще про Анну Леопольдовну, тоже царицу. Эта была явно Марфой Арсентьевной. Совсем дикая, сидя днями в своих комнатах неодетой и непричесан ной, она грызлась с мужем Антоном Ульрихом Брауншвейгским, ге нералиссимусом русских войск, по образу жизни, по развитию очень похожим на свою жену. Анна Леопольдовна тоже взошла на престол с помощью гвардии. Так зазорно ли быть Марфой? Кара уснула, не ответив на во прос. Сон ее был очень странный. Никогда ей еще не доводилось спать так. Будто мозг соединили проводом с Додоновкой и всем необъятным миром, сказав: слушай! Гул, тихий, робкий, начался из далекого да лека. И приближался, приближался. Звучанье становилось напряжен ней. Наконец, грянул набат, словно здесь, по соседству, вспыхнул по жар. Кара вскочила, ничего не понимая. Перед глазами, подхвачен ные вихрем, кружились облака. Сердце, тоже проснувшееся, лихорадочно забилось, подгоняя ее. Или сейчас, или никогда! — отчетливо слышала она свой голос. И все еще не могла понять: что же должна сделать? Или сейчас, или никог да? Красный вихрь умчался. В мыслях один за другим промелькнули Пундель, Ипат Ипатыч, Акулич, уполномоченный Мартынович и по- своему задели за живое. Те мысли, которые когда-то она никак не могла увязать, сейчас, скрепленные душевной болью, вдруг потяну лись одна за другой. И она поняла, что от нее требует сердце. Включив свет, Кара взяла толстую общую тетрадь в коленкоро вом переплете, названную на манер Петра Первого —потешной тет радью. Сюда она заносила все, что читала, что слышала: мудрые
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2