Сибирские огни № 007 - 1990

пишь? Неволят тебя, что ль? Коль не уйдешь — решит тебя. Его, пор­ ченого, черти уж водят. Ты приглядись: глаза-то... ой, ой, от беше­ ной собаки. Но Кара все же попыталась уговорить ее: — Доминик вот Борисович к хорошим докторам определит... На лице матери сверкнула чистая, обезоруживающая улыбка. Но сказала старая совсем не то, о чем подумала: — Нагостилась, дочка. Будет, спасибо. Старая мать Карины не ошиблась, предвещая, что беда немину­ ема. С каждым днем Лукьян становился невыносимее. — Ты слышишь, кони? Табун гонится,— запалившийся, мокрый от пота, шептал он затравленно:— Прячь меня. Вот они, вот... Прячь! Лез куда попадя. Отходя душой, смеялся торжествующе в своей похоронке: -— Не-ет, бабочка меня не выдаст. Выкусите вот!— и казал вол­ шебным, ему одному видимым коням, фигу. Первая гроза разразилась внезапно и ни с чего. Президент не по­ шел на свою погрузку, хотя и в выходные дни пропадал там, как на ярмарке. Трезвый, тихий, мирный сидел в ограде, щекоча кота Вась­ ку. И вдруг, отстранив его, спрашивает. — Бабочка, а что за мужики вышли с тобой? Зачем они при­ ходили? И ты своему Лукьянчику — ни слова. Кара остолбенела с миской в руках: — Какие мужики? Ты что плетешь? — Я тебе дурачок? Как Пундель, да? Мужичье табуном валит сюда, а ты прикрываешь?— Двинул ногой в прясло — жердина от­ скочила. Он схватил ее и кинулся на жену:— Но я тебе, запомни, не Пундель! Я-а-а... Куда деваться? С одной стороны — летняя кухня, с другой — дом, барьеры неодолимые. Не раздумывая, Кара маханула через зубчатую изгородь, примыкавшую к летней кухне, хотя тут и Брумель не взял бы высоту. Распорола бок — кровища, как из фонтана, брызнула. Зажав рану, Кара, пригнувшись, заспешила от изгороди: догонит, пришибет ведь ни за что! Лукьян через забор не полез: в тылу еще оставались недобитки. Обернулся грозно и ринулся к малиннику, где спрятались любовни­ ки Кары. Жердь, как литовка в руках косаря, заходила из стороны в сторону: вжик, вжик, вжик! А он, косарь, свирепея, приговаривал: — Э, драные хунвейбины! Попрятались? Я вам покажу. Я —не Пундель! И только шум стоит, как он косит: вжик, вжик, вжик! Через минуту-другую ни былинки не осталось — все выхлестал. Сердясь, что х у н в е й б и н ы все же ускользнули, хряснул жердью об угол недостроенного дома — она рассыпалась на мелкие поленья. Взмок­ ший президент утерся подолом рубахи, упрекая себя: что я сразу не взял их за гузно? И тут заметил, на заборе висят какие-то тряпки, ко­ торые бы никогда не следовало показывать на людях. Мигом сорвал их и втоптал в землю, приговаривая: паруса развесила! Еще Марфу осуждала — в соли-де черви водятся... а у самой? Ведра, корыто стояли среди двора — места не знает! Распинал их, расшвырял. Одно ведро, из-под угля, обдав буяна пылью, улете­ ло на крышу сарая. И Лукьян удовлетворенно отметил: пусть-ка поищет, пусть-ка достанет! Распинал щепы, собранные в кучу, а пар все не кончался. В горячке, скорее нечаянно, саданул ногой бревно — и совершенно очумел от боли. Поплясав, схватил топор и начал ще­ пать безмолвного обидчика: — А, вонючий макака! Топорище не выдержало нечеловеческих ударов. Президент, по­ казавший всем кузькину мать, бросил ненужный обломок, плюнул ему Еслед, бухнулся на поляну й скоро захрапел богатырски.