Сибирские огни № 007 - 1990

ворить крестьянским языком. И затем, почему-то все его вещи написаны в ми­ норном тоне. Почти в каждом рассказе в тон автору подвывает унылый ветер и шумит жухлый лист или сухой тростник. Над этим писателю надо задуматься. Из предгорий Алтая, из Барнаула, пришла к нам Анна Караваева. Она сначала рассказала, пожалуй, неважно о том, какую революцию сделала рево­ люция во «флигеле». Потом писатель­ ница перешла к темам, более серьез­ ным и значительным. Она интересно и свежо заговорила о рабочих сибирских старых заводов. Страдает Караваева тем недостатком, что старается часто причесать и подогнать под все пункты устава и программы ВКП(б) такие ве­ щи, которые никак туда не влазят. Но ее вещи, безусловно, как говорят кри­ тики, «социально весомы и значитель­ ны». Караваева умеет взять нужную тему, умеет умно и остро поставить вопрос. В этом отношении особенно удачны ее нашумевшие «Берега»6. Но эта писательница ушла от нашего кост­ ра в центр, и пусть там о ней говорят, Мы же отмечаем только ту работу, ко­ торую она проделала здесь. Если одни писатели приходили к кост­ ру. другие приезжали, то Итин приле­ тел. Прилетел не из тайги, а из голубой страны Гонгури. Недавно мы прочли в газетах, что за границей организуют пе­ репись неба. Недавно же кончилась у нас перепись населения. Есть, как видно, люди, работающие по переписи неба и по переписи земли. Итин принадлежит к числу первых. Обе эти переписи, безу­ словно, полезны и нужны. Ученый, изу­ чая небо, служит земле. Итин, странст­ вуя по своей Гонгури, все время думает о земле, о ее переустройстве. Но беда в том, что он только думает о земле, о людях, а видит их не всегда. Итину лю­ ди нужны для того, чтобы их устами сказать о своих идеях в области матема­ тики, философии, естествознания. Отто­ го люди Итина часто ходячие формулы, схемы. Итин абстрагирует, обескровли­ вает самые кровяные, земляные вещи. Для него, например, матерщина — об­ щеизвестная формула, а молоко, про­ стое коровье молоко — белая жидкость. Итин любит преувеличивать. Отсюда: «огромные скитания, чудовищные моря, гигантские ливни, невероятные чудеса, непредставимый свет». Но как пропис­ ная буква не становится заглавной, ког­ да ее напишут хоть в сажень, так и мо­ ря и ливни Итина не делаются чудовищ­ ными и гигантскими от одной только авторской ремарки. Наоборот, эти посто­ янные ремарки («невероятные», «непред­ ставимые») только раздражают, меша­ ют видеть вещи, не освещают их, а за­ темняют. К слову, о «непредставимом свете». Итин ухитрился ввести его, как ремарку, в свою пьесу «Власть». В ка­ кое положение, спрашивается, ставит он постановщика, если требует, чтобы на сцене был «непредставимый свет»? По­ становщик вправе спросить автора: к чему такой особенный свет в кабинете самых обыкновенных буржуазных ми­ нистров? Простые, всем известные ве­ щи теряют свою «представимость», убе­ дительность, когда их сопровождают та­ кими эпитетами. Такое «остранение» типично для Итина, оно кладет на его повести отпечаток «нереальности». Итин читает трудно, так как наряду с блестящими страницами и строками часто конструкция его фразы тяжела, напоми­ нает переводную, язык засорен иност­ ранными словами, научными термина­ ми. Иногда целые вещи писателя ка­ жутся переводами с иностранного («Власть»), у Итина нет ни одного рас­ сказа, где бы не фигурировали ино­ странцы, англичане, немцы. Итин лю­ бит иностранные слова, имена. Он иг­ рает ими, как способный ученик, хо­ рошо изучивший чужой язык, как ре­ бенок цветными камешками. Его вле­ чет их звучность. Поэтому писатель русскую девушку Зою переименовыва­ ет в Заидэ. Поэтому у него «Людвиг- сгафен», «Варнемюндэ», или просто формулы — Ю-В, ASAD. Итин — человек очень культурный. Но его культурность, его знания владе­ ют им, а не он ими. Писатель, попадая даже в самые глухие и самобытные уголки Сибири, не в силах отделаться от власти и обаяния чужих слов и чу­ жих образов, от всего того, что узнал он в университете и в бесчисленном коли­ честве книг, им прочитанных, «...Круго­ зор был странной смесью многих красоч­ ных стилей — заоблачные мечты Чур- ляниса и облака с «Небесного боя» Ре­ риха, нежные дали Нестерова и Левита­ на и грубоватые контрасты с «Вечных льдов». «...Ночь юга шагала, словно мар­ сиане Уэллса...» «Морозы, перед которы­ ми градусы Фаренгейта из сказок Лон­ дона — оттепель». Попадаются образы, заимствованные и неоговоренные,— «лу­ на, как бубен шамана» и так далее. При­ меров можно привести много. Итин живет больше отраженным светом, светом искусства, а не действи­ тельностью. В его рассказах о туземцах, о крестьянах обязательно мелькнут об­ разы и имена не только таких писателей, как Уэллс, но и наших современников — Л. Рейснер, А. Караваевой и др. Свою повесть «Открытие Риэля» он начал главой, которая называется «Машина времени». Один из героев Итина говорит: «Я за­ крываю глаза, чтобы лучше видеть». Нам кажется, что эти слова мог бы повто­ рить и Итин. Он часто пишет с закры­ тыми глазами и оттого видит в Сибири Ганг и «ананасы под березой». Образ созданный на местном материале, писа­ теля не удовлетворяет. Ему нужен об­ раз из района тропиков, полюса или эк­ ватора. Все местное, свое, кажется ему недостаточно ярким и реальным. Поэто­ му: «...прибоем южного моря шумела Ка- тунь». Итин не чувствует даже под ру­ ками упругой теплоты груди любимой женщины. Нет, не чувствует. А если бы чувствовал, то как мог он сравнить ее (грудь любимой) с... бездной Тихого океана (!). Ученый П. Драверт стано­ вится поэтом, когда говорит: