Сибирские огни № 007 - 1990

мыслы, и эти духовные утраты невозможно измерить. «Моя молодость, — вспоминает И. Лавров, — это пятилетки, строительст­ во социализма, ураган второй мировой войны, множество всяких трудностей, нуж­ да, напряжение борьбы. Обо всем хотелось написать. И я писал. Но то, что получа­ лось, настолько противоречило казенному оптимизму, газетно-журнальным «сталь­ ным» героям, сладенькой лжи бесконфликт­ ности, что напечататься нечего было и ду­ мать. А годы уходили, терялась вера в себя». Сегодня все это воспринимается как страшный сон. Перевернутый мир Зазерка­ лья уходит в историю, мы возвращаемся в пределы нормальных измерений. Полити­ кой перестройки полностью дезавуировано и отменено решением Политбюро ЦК от 20 октября 1988 г. позорное постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Не ломимся ли мы в открытую дверь, вороша до оскомины отрицательное, однозначно осужденное прошлое? Хотелось бы с этим согласиться. Но есть горький опыт «оттепели» и «заморозков», есть удивительная живучесть, способность прошлого прорастать в настоящем. Мы помним пробуждение общества после XX съезда, когда вновь восторжествовавший ленинский дух бесстрашного искания исти­ ны наполнил сердца верой и надеждой. Но мы не забыли и силы инерции культа, который, уйдя с исторической сцены, про­ должал править в душах. Рецидивы административно-командного руководства культурой проявлялись и пос­ ле XX съезда. Партийность литературы по- прежнему выражалась в форме жесткой зависимости от руководящих веяний. В 1957—1958 гг.,—как писал И. Эренбург, —«...наступили заморозки. Хрущев перед Мао Цзе Дуном восхвалял Сталина, а лю­ бой расторопный газетчик выливал на меня ушаты грязи... Нападки на писателей были связаны не с критикой литературно-худо­ жественных произведений, а с изменением политической ситуации. Люди старались не вспоминать о XX съезде. Молодежь пыта­ лись припугнуть, и студенты перестали го­ ворить на собраниях о том, что думали». С чуткостью самого точного прибора «Сибирские огни» отреагирвали на это статьей А. Коптелова «Мы идем вперед». В ней одобрялись решения июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС, а также со­ держалось раскаяние писателя в том, что, будучи составителем сборника воспомина­ ний о Л. Н. Сейфуллиной, он «по нетребо­ вательности» включил в него статьи И. Эренбурга и М. Шагинян, «содержащие ошибочные суждения о нашей действитель­ ности». Вновь потянуло 40-ми годами, за­ маячили ярлыки «пессимизма» (он был на­ клеен на поэму Н. Перевалова «Клоун») и «очернительства» (это о романе В. Ду- динцева «Не хлебом единым» и рассказе А. Яшина «Рычаги»). Статья заканчивалась призывом догнать США по производству мяса, молока и масла на душу населения. Силы и обстоятельства, которые могли унизить литературу даже в лице таких больших писателей, как А. Коптелов^, не спешили уйти в прошлое. В любой момент они были готовы привести в дейст­ вие механизм административного нажима, и журнал снова печатал критику «в струю». Появилась в «Правде» статья Н. С. Хруще­ ва «За тесную связь литературы и искус­ ства с жизнью народа» —и в журнале тут же начинается кампания по реанимации уже осужденного на II съезде писателей СССР понимания современной темы п ка­ лендарном смысле. В своей статье «В гуще жизни» Л. Баландин обрушивается на «пресловутую, выпестованную на литератур­ ных задворках «теорию дистанции», кото­ рая чужда наступательному, активному характеру нашей литературы». А как быть с успехами сибирского исто­ рического романа и неудачами романа на производственную тему? Эти факты крити­ ку удобнее было не заметить. К онцоекэ статьи и вовсе переносит нас во времена РАППа: «Повседневная забота партии о чи­ стоте идейных взглядов советских литерато­ ров привела к созданию целого ряда хоро­ ших, нужных книг». Ни чем иным, как чувством конъюнктуры, нельзя объяснить появление статьи Д. Ро­ маненко об И, Луговском, написанной языком критики ждановского периода: «Но не только в живописности и образности си­ ла стихов И. Луговского. Главное, чем поэт пленяет нас,—это пафос молодости, жизне­ радостности. Стихотворение «Опоры высо­ кого напряжения», открывающее сборник, воспринимается как необходимое предисло­ вие. Все, что поэт запечатлел в своей кни­ ге благодаря этому стихотворению, как бы освещается светом великих идей нашего времени». Это относится даже к «седеюще­ му Байкалу», который, как считает критик, поседел, конечно же, «в борьбе»... На XXI съезде КПСС, как известно, большое внимание было уделено проблеме воспитания новых качеств советских людей высоких принципов морали нового общест­ ва: коллективизма, трудолюбия, социали­ стического интернационализма и т. д. В критике началось широкое обсуждение этих вопросов Перьями авторов снова во­ дила неистребимая сила привычки повторять руководящие положения, не обременяя себя их анализом. Правда, видимость «раз­ мышлений» на актуальную тему кое-кому создать удавалось, например, Ф. Панфе­ рову— большому охотнику поразмышлять в строго установленных пределах, заканчи­ вая «непринужденный» разговор такой фра­ зой: «Гораздо глубже и лучше о мораль­ ном облике советского человека сказали в своем докладе на XXI съезде партии Ники­ та Сергеевич Хрущев и в своем выступле­ нии Екатерина Алексеевна Фурцева». На местах подобное служебное рвение, как правило, еще выше. И если А. Никуль- кову в статье «О правде большой и малень­ кой» еще какого удалось поговорить не только о «вечных» ч «новых» чувствах, но и о поэзии, то в статье В. Ребрина «К воп­ росу о конфликтах» идея новой морали доводится до полной глупости. Автор ошарашивает нас открытиями. Оказывает­ ся, что «чувство отчаяния свойственно толь­ ко представителям гибнущих классов», что «многие толстовские приемы раскры­ тия внутреннего мира героев сейчас нельзя использовать, так как переживания наших современников качественно отличаются от переживаний эпохи Толстого. Чувства рев