Сибирские огни № 007 - 1990

все остальное даже неплохое по художе­ ственным качествам отодвигается на опре­ деленный срок. Как видно из этого заяв­ ления, Стюарт все еще полагает, что не­ плохими по художественным качествам мо­ гут быть и безыдейные произведения и что придет такой «определенный срок», когда они могут быть напечатаны. Не об этом ли времени грустит Е. Стюарт?» Почему писатели шли на это? В данном случае И. Ветлугина можно понять. В из­ дательском плане на 1950 год стояла его первая книга, которую он ждал пять лет. В случае отказа от порученного выступле­ ния ему пришлось бы проститься с этой книгой, да и не только с ней. Стравливались между собой и редакции. Газета «Советская Сибирь» громила «Си­ бирские огни» и писательскую организа­ цию города. Виктор Лаврентьев резко кри­ тикует доклад Смердова, обвиняет его в либерализме, в том, что он покрывает кос­ мополитов, потому что сам испытал их вли­ яние, в том, что не был раскрыт псевдоним космополита В. Вихлянцева «В. Владими­ ров». В ответ на это А. Смердов обвинил Лаврентьева в предвзятом и пренебрежи­ тельном отношении к писательской органи­ зации, на которую он перенес огонь крити­ ки с космополитов. Насаждались нравы, которые дают о себе знать и по сей день. Казалось бы, се­ годня восстановлены условия для нормаль­ ной литературной жизни. Но вместо борь­ бы идей мы чаще видим борьбу амбиций, толкотню за власть и привилегии, группов­ щину вместо литературных направлений. Вопросы творческие по-прежнему отодви­ нуты на задний план. И надо ли удивлять­ ся этим гримасам литературного процесса после таких его деформаций в недалеком прошлом? Служебное рвение и доносительство про­ израстало и на почве узаконенной корруп­ ции. К кнуту полагался и пряник, кото­ рым служили Сталинские премии по лите­ ратуре, учрежденные Совнаркомом в 1940 г. в честь 60-летия Сталина. За 12 лет суще­ ствования ими были удостоены 263 произ­ ведения, подавляющая часть которых бы­ стро канула в лету. В то же время в 1945 году увидело свет последнее (!) прижиз­ ненное издание Б. Пастернака, в 1946— А. Платонова, перестали издаваться М. Зо­ щенко и А. Ахматова Администрирование литературного про­ цесса вершилось не только с помощью «кнута и пряника». Оно искало опору и в теории, приспосабливая к своим нуждам фундаментальные категории эстетики. Так, в «идеологическую плоскость» было пере­ ведено понятие типичности. Тезис, выска­ занный в докладе Г. М. Маленкова на XIX съезде КПСС о том, что «типичность есть основная сфера проявления партийности в искусстве» и что «проблема типичности есть всегда проблема политическая», стал сигналом для грубо волюнтаристского тол­ кования типизации. Критика постулировала принципы отбора изображения жизненных явлений, которыми писатель должен был ру­ ководствоваться в своем творчестве. Поли­ тический статус этих положений, разумеет­ ся, придавал им силу категорического им­ ператива. Коротко их смысл можно сфор­ мулировать так: типично то, что нас устра­ ивает. Положительное типично, если оно рождено советской действительностью: все новое, таким образом, следует показывать положительным. Отрицательное типично, если оно связано с пережитками капитализ­ ма; следовательно, все старое необходимо изображать отрицательным. Новое не должно быть отрицательным, а старое — положительным, и если такое встретилось в жизни —оно нетипично и недостойно ху­ дожественного отображения. Новое всегда побеждает старое. Обстоятельства, при которых старое одерживает верх над но­ вым, не являются типичными обстоятель­ ствами советской эпохи. «Писатель при­ зван не просто объективистски показывать старое и новое, а раскрывать победу но­ вого над старым, изобличать и бичевать, выжигать каленым железом сатиры пере­ житки капитализма из нашей жизни». Как именно должно было типизировать­ ся положительное и отрицательное? Вот что пишет по этому поводу в своей моно­ графии «Типическое в жизни и искусстве» А. Дремов: «Нам нужна яркая героическая литература, образы могучих, прекрасных людей, которые воплощают в себе лучшие черты советского человека». Это должны быть «образы людей нового типа, во всем великолепии их человеческого достоинства, величии и красоте, вызывающие восхище­ ние и радость, пример которых вдохнов­ лял бы и звал вперед». Отрицательные ге­ рои, как «требует народ и партия... долж­ ны предстать перед читателем во всей своей омерзительности, людьми порочными и фальшивыми». Все, что не соответствовало этим рецеп­ там, не дотягивало до монументального «стального» героя, расценивалось как идей­ но-художественный просчет. Так, автору повести «Сердце друга» Э. Казакевичу Дремов делает упреки в «натуралистиче­ ском приземлении» положительного героя капитана Акимова, придании ему «черт безыдейности и узости... И во всех других персонажах повести автор подчеркивает их серость, неполноценность, будничность — то, что они не герои... Герои оказались ниже сложившихся в нашем обществе представлений. Такое отставание от эсте­ тических вкусов народа для писателя край­ не опасно». Резко осуждались и любые отклонения от правил типизации отрицательного, в изображении отрицательного героя. Разби­ рая пьесы Л. Зорина «Гости», А. Мариен­ гофа «Наследный принц» и И. Городецкого «Деятель», в которых выведены образы людей, отравленных «ядом власти» — бю­ рократов, Дремов обвиняет авторов в изображении нетипичных явлений нашей действительности, в ее «очернении», в «обы­ вательском смаковании бытовых пороков морально неустойчивых лиц». Так, с помощью тенденциозного искаже­ ния фундаментальных понятий теории лите­ ратуры осуществлялось регламентирование творческого процесса. Рождались черно-бе­ лые схемы, убивающие все живое и инди­ видуальное в художественном произведе­ нии. На писателя были накинуты невиди­ мые, но крепкие путы. «Мучительно перебираю в памяти, что еще осталось, о чем можно писать, и време­ нами кажется, что уже ничего не осталось.