Сибирские огни № 007 - 1990

ли!), что дракон каждый день съедает чью-то дочь. К 1938 году политика тотального ведом­ ственного контроля за общественной жиз­ нью получила свое юридическое завершение в Постановлении ЦК ВКП(б) от 1938 г. «О постановке пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)». В нем открытым текстом было предписано «по­ ложить конец «обилию точек зрения» и установить единое руководство обществен­ ной мыслью». Что это было за руководство, дает не­ которое представление письмо председателя правления Новосибирской писательской организации Н. Алексеева секретарю об­ кома ВКП(б): «В 1937 и 1938 гг. журнал «Сибирские огни» был практически без ре­ дактора. В эти годы была полоса, когда каждый случайно данный партийным коми­ тетом редактор подписывал только один номер журнала, а другого подписать не ус­ певал, ибо изолировался. Партийный коми­ тет давал органу Союза писателей журна­ лу «Сибирские огни» редакторов, о которых не только рядовые писатели, но и руковод­ ство СП не имело ни малейшего представ­ ления. Два года журнал не имеет писа­ тельской редколлегии». С началом Великой Отечественной вой­ ны выпуск журнала «Сибирские огни», как и многих других периодических изданий, был прекращен. Вступал в силу закон воен­ ного времени: когда говорят пушки —музы молчат. И если в отношении литературы это изречение было справедливым лишь от­ части —писательское слово тоже станови­ лось оружием, — то в отношении литера­ турной критики оно подтвердилось. За годы войны удалось выпустить шесть номеров альманаха «Сибирские огни» (два первых номера под названием «Огневые дни») и три специальных выпуска восьмистранич­ ной газеты, предназначенной для воинов- сибиряков. Издания были нацелены прежде всего на отображение героики фронта и ты­ ла, на решение агитационно-публицистиче­ ских задач, для которых лучше всего были приспособлены оперативные малые жанры поэзии и прозы. Жесткая военно-патрио­ тическая направленность изданий, их малый объем, а также дефицит наличных литера­ турных сил решили судьбу литературной критики: в те грозные годы было не до нее. Насколько бедны литературно-крити­ ческие свидетельства военной эпохи, на­ столько огромен тот духовный опыт, кото­ рый приняла в себя за это время вся наша общественная жизнь, включая и литератур­ но-эстетическую мысль. Без преувеличения можно сказать, что советская литература послевоенных лет вышла из военной шине­ ли. Дело не только в том, что военная тема стала одной из ведущих и плодотворней­ ших, что военная проза задавала уровень и гражданственности, и художественности, но прежде всего в том, что именно с Ве­ ликой Отечественной войны, потрясшей ду­ ховные сталинские застенки, начался дол­ гий и трудный процесс нравственно-поли­ тического раскрепощения нашего общества Начинался он работой мысли, которая все чаще спотыкалась о необъяснимое, дикое, абсурдное. Имеются в виду поражения пер­ вых месяцев, подавляющее превосходство врага в технике и военном искусстве над вчера еще не победимой Красной Армией, молодые неопытные военачальники, сменив­ шие уничтоженные военные кадры, продол­ жающиеся репрессии, трагические судьбы солдат, вышедших из окружения или бежав­ ших из плена, наконец, знакомство с жиз­ нью простых людей буржуазной Европы, их достатком и благополучием, никак не вя­ завшимися с образом «проклятьем заклей­ менного» трудового народа. Война задава­ ла бесконечные вопросы и заставляла думать. Патриотический подъем — это далеко не все, чем жили общество и лите­ ратура военных лет. Великая Отечественная война внесла существенные коррективы в сталинскую мо­ дель «общественной жизни». Для победы над сильным врагом потребовались боль­ шие моральные силы. Их источником могли быть только народ, личность, которым необходимо было вернуть чувство собст­ венного достоинства. «Дорогие мои сооте­ чественники, братья и сестры», — так, опра­ вившись от потрясения, начал свою первую военную речь Сталин. И хотя с «братьев и сестер» по-прежнему не спускали глаз службы НКВД, а ГУЛАГ в любой момент был готов открыть ворота для «дорогих соотечественников», миг дарованной сво­ боды был сладок и незабываем. Воин, вы­ игравший битву с мировым поработителем, уже не мог до конца примириться с рабст­ вом в своем доме. Ростки демократического сознания, взо­ шедшие в годы войны прежде всего в лите­ ратуре и публицистике, не могли не встре­ вожить Сталина. Поэтому в первый же послевоенный год он готовит свой новый удар, на этот раз против собственного на­ рода, Постановления ЦК ВКП(б) 1946 — 1948 гг. можно назвать наступлением ста­ линского аппарата на пробуждающуюся вневедомственную самостоятельность ху­ дожественной интеллигенции. Обработка идеологического поля ядом «ждановской жидкости» была проведена основательно, на несколько рядов. Аппарат, что называет­ ся, рвал и метал, хотя творческая интелли­ генция, вышколенная и чуткая к посвисту бича, и без того стояла навытяжку, вы­ слушивая ждановскую брань, подхватыва­ емую критикой и работниками партийно­ идеологических служб. После принятия Постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленин­ град» от 14 августа 1946 г. по всей стране прокатился вал проработочных кампаний. Их характер, процедурные методы пред­ ставляли собой классические образы того необоснованного ведомственного вмеша­ тельства в литературную жизнь, о котором говорится в партийных документах послед­ них лет. Словно стягивающий фокус всей идеологической атмосферы послевоенных лет, проходившие собрания дают нам пол­ ное представление о времени, в плену кото­ рого находилась и литературная критика. Новосибирское городское собрание писа­ телей и журналистов, посвященное наз­ ванному постановлению, состоялось 20 и 21 сентября 1946 г. (Его протоколы, ис­ пользуемые здесь, хранятся в Государст­ венном архиве Новосибирской области). Наученные горьким опытом 30-х годов, пи­ сатели хорошо знали, что от них требуется. Надо было посыпать голову пеплом, при