Сибирские огни № 007 - 1990
ставляет. Это — вполне осознанная альтер натива. Народничество бросило слишком серьез ный вызов Марксу, чтобы остаться без отве та в обстоятельствах, которые трудно на звать идиллическими. Дезорганизация лю бимого детиша Маркса — 1 Интернациона ла — была во многом делом рук Бакунина; известна глубокая личная неприязнь Марк са к Герцену. Но в то же время падение Российской империи могло бы послужить толчком к заставившей себя ждать револю ции на Западе. Так рождается компромисс. Маркс признает, что община может послу жить исходным пунктом социалистического развития, но лишь при условии победы про летариата в более развитых странах. Пер вые русские марксисты (я имею в виду рус скую секцию Интернационала) были народ никами. Однако в конечном счете это не бы ло решением проблемы. «Золотой век» на родничества не был марксистским. Цели русского революционного движения форму лировались тогда на другом языке. «ВСТРЕЧА» 11) «Прорыв» марксизма в Россию был во многом обусловлен крахом лучших надежд народничества В споре государства с об щиной выиграло государство. Характерно, что на первых порах марксистов часто во спринимали как защитников существующе го строя. Если говорить о «легальных марксистах», то такое восприятие не было ошибочным. Петр Струве был, пожалуй, первым в нашей стране апологетом «от марксизма», и, может быть, даже самым талантливым. На практике очень много от «легального марксизма» было, на мой взгляд, в деятельности Столыпина. Но это так, к слову. Парадокс исторической ситуа ции в другом. «Легальные марксисты» с рвением усвоили фаталистическую версию доктрины, господствовавшую тогда на За паде, а потом с таким же рвением на нее обрушились. Не вынесли духовных оков экономического детерминизма. Я имею в виду «русское религиозное возрождение», о котором невозможно говорить, отвлекаясь от взаимодействия с марксизмом. Если ве рить Бердяеву, в одном из писем в Россию Каутский заметил, что, освобожденные от практической борьбы за власть (по мнению патриарха социалистической мысли, до это го было еще далеко), русские социал-демо краты смогут с пользой посвятить себя раз витию теории. Бердяев добавляет, что раз вивать марксизм оказалось невозможно. Думаю, что слишком велик был соблазн его «превзойти»; но дело не только в этом. В самых изощренных религиозно-философ ских учениях жило, на мой взгляд, наивное народническое стремление перехитрить ис торию, законодателем которой стал, помимо своей воли, Маркс. Если не прошел общин ный социализм, то, может быть, удастся христианский? И, самое главное, если суще ствующее государство ложно, то почему бы не противопоставить ему новый образ госу дарственности—восходящий к Соловьеву, но по Марксу основательный образ теократии? Не стану утомлять читателя перипетиями этого теоретического поиска,—он привел к неутешительному результату. Теократия оказалась возможной лишь как ужасающий тоталитаризм. К 1917 году русская религи озно-философская мысль пришла без пози тивной программы. Однако 90-е годы ознаменовались не только и не столько «легальным марксиз мом», сколько появлением революционной социал-демократии, связанной с зарождаю щимся рабочим движением. Первоначально довольно заметным явлением был так назы ваемый экономизм, узко ориентированный на прагматические задачи пролетариата. Уже в начале века бурно прогрессирует другое направление, и на первый план вы ходят политики. Наиболее яркой фигурой этого направления был, безусловно, Ленин. Именно ему принадлежит вывод о предстоя щей гегемонии пролетариата в буржуазно демократической революции. Но гегемония предполагает не только участие в борьбе за власть. После победы она делает неиз бежным участие во «временном революци онном правительстве» на правах лидера. В 1905 г. это отнюдь не идентифицировалось с социалистической революцией. Комменти руя резолюцию III съезда РСДРП «О вре менном революционном правительстве», Ле нин писал, что «...ставя задачей временного революционного правительства осуществле ние программы-минимум, резолюция тем са мым устраняет нелепые полуанархические мысли о немедленном осуществлении про граммы-максимум, о завоевании власти для социалистического переворота»1. Вплоть до 1917 года программа-максимум РСДРП (б) не рассматривалась партией как нечто стоя щее на повестке дня. По свидетельству М. С. Ольминского, «общее мнение партии по поводу грядущей революции в России было таково: предстоящая революция мо жет быть только буржуазной. Она должна уничтожить тормозы капиталистического хозяйства, ускорить его развитие, поставить класс против класса. Это было обязатель ное для каждого члена партии суждение,— официальное мнение партии, ее постоянный и неизменный лозунг вплоть до февраль ской революции 1917 года и даже некоторое время после нее»1 2. В апреле 1917 года Ленин возвращается из длительной эмиграции. Напомню ключе вой второй пункт Апрельских тезисов: «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа рево люции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организо ванности пролетариата,—ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьян ства»3. В контексте работы «О задачах пролетариата в данной революции» это могло быть оценено однозначно —как при зыв к социалистической революции. Г. В. Плеханов третировал Апрельские тезисы как «бред безумца», но и в рядах больше вистской партии реакция не была одно значной. В самом деле, Ленин, по всей ви димости, отошел не только от официальной позиции большевиков, но и от марксистской ортодоксии. Приведу еще один, более взве 1 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.—Т. П.- C. 16. 2 Красная летопись. — 1922. № 2.—С. 28. 3 Л е н и н В. И Поли. собр. соч. — Т. 31. -гг- c . 114. U
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2