Сибирские огни № 007 - 1990
мент общества, а последнее окончательно отчуждается от государства. Отчуждение перерастает в конфликт. Формальное сохра нение «политических сословий» дает лишь видимость разрешения этого конфликта; по литические полномочия корпорации (в том числе и по контролю над бюрократией) при этом фиктивны. Шагом вперед является представительный строй, выступающий « от кровенным, неподдельным, последователь ным выражением современного государст венного состояния. Он представляет собой неприкрытое противоречие»'. Но для Марк са было мало «признать» противоречие. Нужно было найти способ его разрешения. Переход к подлинной демократии Маркс связывает с гибелью как традиционного по литического государства со всей его адми нистративной атрибутикой, так и «граждан ского» (буржуазного) общества. Мы назы ваем это социалистической революцией. В результате «демократический элемент должен быть действительным элементом, который во всем государственном организме создает свою разумную форму»2. А это воз можно в условиях, когда сам государствен ный организм устроен не в соответствии с рекомендациями Гегеля, но, скорее, в духе «Общественного договора». «При таком по ложении вещей,—пишет Маркс,— совершен но исчезает значение законодательной вла сти как представительной власти»3. Правда, далее он оговаривается, что «речь идет... не о том, должно ли гражданское общество принимать участие в законодательной вла сти через своих депутатов или же все его члены в отдельности должны непосредст венно участвовать в законодательстве»45, но предпочтительность второго варианта для самого Маркса очевидна. В рукописи «К критике гегелевской фило софии права» антибюрократическая ритори ка начинает уступать место критике госу дарственности вообще. Здесь впервые появ ляется альтернативная идея самоуправле ния, которое Маркс, вслед за Руссо, понима ет как непосредственную демократию (при стальное внимание Маркса к «Общественно му договору» подтверждено документаль но). Так что идея самоуправления стояла у истоков марксизма. Именно от политической проблематики Маркс пришел к своей кон цепции социальной революции, не наоборот. Позднее была написана вводная часть ру кописи, знаменитое «Введение», где Маркс формулирует представление об особой роли пролетариата в утверждении подлинной де мократии. И если идее самоуправления предстояло стать «спящей красавицей», то не стоит затруднять себя поиском «верете на». Завоевание политической власти не входило в XIX веке в число насущных за дач рабочего движения, и чем далее, тем бо лее отчетливо сознавал это Маркс. Остава лось написать «библию для рабочих», кото рой по замыслу должен был стать «Капи тал». • М а р к с К., Э н г е л ь с Ф„ Соч., 2-е, изд.— Т. 1.-С. 305. 3 Там же. С. 354. 3 Там же. С. 359. 4 Там же. С. 360. 5 Сибирские огни № 7 РОССИЙСКАЯ г о с у д а р с т в е н н о с т ь И РУССКИЙ СОЦИАЛИЗМ Загадка «государства российского» не разрешена по сей день, и я не берусь ска зать, коренится ли она в «азиатском деспо тизме», закрепощении сословий, монголо-та тарском иге или в чем-то еще. Кое-какие мысли на этот счет высказал в своей недав ней статье В. Селюнин1. Увы, тютчевский афоризм продолжает оставаться в силе. Для характеристики русского «общественного бытия» первой половины прошлого века достаточно сказать, что санкт-петербургская монархия в очередной раз торжествовала абсурдную победу над обществом, разгро мив декабристов — людей, которым сам бог велел быть опорой трона. Для характеристи ки «общественного сознания» сошлюсь на С. Аверинцева2, показавшего, что проблема власти и властвования есть древнейшая и специфическая проблема русского типа ду ховности. XIX век вполне подтверждает этот вывод: Достоевский, Толстой, славянофилы, Леонтьев; если угодно, Чаадаев. Нет, я не собираюсь «выпить море». Но все-таки очень важно видеть исторический фон, на котором зародилась социалистиче ская мысль в России. Между суждениями «декабристы разбудили Герцена» и «социа лизм Герцена был в первую очередь проти вогосударственным» есть прямая смысловая связь. Возьмем принципиально важную для «русского социализма» идею общины. Да, конечно, община была зримым свидетельст вом разрешенное™ «социального вопроса», гарантией против «язвы пролетариатства», залогом светлого будущего и т. д. Но она,— и это более реально и более важно,—была также альтернативой всеохватывающему бюрократическому государству. Николай Огарев писал: «Инстинкт народный сложит ся из привычки к известному порядку поня тий и вещей, из привычки к миру, к раде, к вечу, из страха перед внешней администра цией, которой опять было бы легче заду шить отдельное лицо, чем общину; из необ ходимости идти в будущность от той точки отправления, на которой стоишь»3... Вот эти- то «мир, рада, вече» виделись русским соци алистам как нечто такое, что идет на смену государству. Излишне напоминать, что крупнейшие теоретики анархизма — Бакунин и Кропот кин — были русскими. Но даже такой по борник политического действия, как П. Н. Ткачев, рассматривал централизацию вла сти в руках революционного правительства как временную меру. Цель для него состоя ла «в развитии общинного самоуправления и постепенном ослаблении и упразднении центральных функций государственной вла сти»4. Ткачевский журнал «Набат» издал две программные статьи Чернышевского под общим заголовком «Община и государ ство». Союз «и» в данном случае противопо- 1 См.: С е л ю н и в В. Истоки //Новый м и р - 1988. -№ 5. 3 См.: А р е р и н ц е в С. Византия и Русь: два типа духовности //Новый мир.— 1988,—№ 7. 9 ' О г а р е в Н. П. Избранные социально-по литические и философские произведения.—Т. 1. М.; 1952.—С. 315. • Т к а ч е в П. Н. Соч. в двух томах.—Т. 2. М.; 1976.—С. 97.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2