Сибирские огни № 007 - 1990
мена хуннов, киданей, нючжей, татаней и чингисханцев. Все они, по нынешнему обобщению, принадлежат к семейству финнов. Так говорю я в духе времени, но наизусть не верю, чтобы по всей северной полосе от восточного океана по Китайскую стену и Алаунскую возвышенность, до Лопни, все бы ли финны. Ни черепословие, ни физиология, ни лингвистика не доказывают сходства. Такая хаотическая смесь, если почтить татар исключением, смесь дикарей, существовавших звероловством и рыболовством, бол тавших разными наречиями, следственно и принадлежавших разным странам и племенам, коих отчизны и места ими забыты, дикарей, скитавшихся за добычами по угрюмым ухожям, любивших, однако ж, ратную повестку сзыва, чувствительных к радости мщения, но не устойчивых, имевших какую-то связь с поколениями смежными, но вовсе не знакомых с понятиями порядка общежительного — эта сво лочь человечества, скажите, не сама ли себя осудила на все послед ствия твердой встречи. Просвистала подле ушей Закаменных пуля из большой пищали, и Сибирь северная стала для России самород ным зверинцем, кладовою мягкой рухляди. 3. Вот туземцы, которые пресмыкались от Урала до Енисея, по трем продольным плоскостям, из которых одна тундропромерзлая, другая лесисто-болотная и третья хлебородная, заселенная татарами, пахарями в одной крайности. Вот сограждане, поневоле примирив шиеся с русским новосельем, потому что не бывало у них в руках огнестрельного оружия, кроме лука и стрелы, страшной для зайца и тетерева. Они также не были знакомы с письменами, кроме татар, достигнувших письменности чрез чтение корана, в новой довод, что письмена букварные или гиероглифические идут рядом с религиею, начертываемою на камне, дереве, папире и пергаменте. Татары-му- сульманы могли хвалиться догматом поклонения Единому Богу, в древности ведомому в одной Иудее, догматом великим и глубоким, но, к сожалению, у них запятнанным чрез присловие пророка-само- званца, мужа плоти и крови, и чрез утешение чувственности в мире и вечности. О настоящих успехах инородцев можно здесь заметить, что самоеды ныне из ружья бьют птиц на лету без промаха; что, продолжая питаться по-прежнему сырыми живот ными и лакомиться рыбьим жиром, употребляют уже взварь из муки и печеный хлеб, для которого у русских обдорцев заведены огромные печи; что от любострастной болез ни начали там спасаться взваром из сальсапарели; что, употребляя табак трояким обра зом, самоеды курят его с приложением моху, а остяки нюхают его с пережженною бере зовою губою; что дети вогулов и остяков крещеных, хотя и сызредка, учатся грамоте в Тобольске или Березове. Вогулы, разнящиеся от прочих и наречием и особливостию исту канов, поклонялись, до призвания в христианство, изображению копья, в камне утвержденного, близ Пелыми, и далее по Тавде и Конде человекообразным кумирам, наряженным в облачения. Бла гоговение к копью намекает что-то важное, но теперь поздно отгады вать, когда вогулы превратились в христиан. У остяков-нехристиан был и есть род кереметей, в которых от правляют странные молебствия и продолжают богомолье плясками и музыкою. У них есть стародавний праздник, доныне отправляемый, при котором в честь одного из главных идолов через три года топят в Оби, при начале губы (в яровских юртах), оленей по сороку. Осенью с первого новолуния они по ночам празднуют и заунывными песня ми как бы возглашают об оптимизме бывалой родины. Божатся во дою, землею и волком, как предметами страшными, а медвежья ко жа употребляется на подстилку присяги или клятвы. Сия орда, лю бящая пляску и песню, чувствительна к смерти самых близких срод ников, но с женским полом ведет расчет уничижительный. Остячка- родильница, отделяемая в особую юрту, для возврата к мужу очи щается чрез окурку; всякая вещь, хотя бы то была веревочка, если случится через нее перешагнуть остячке, окуривается струею или
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2