Сибирские огни № 007 - 1990

мо генерал-прокурору Самойлову. По поводу проповеди Словцова в письме Алябьева, в частности, были такие слова: «...я усмотрел в ней многое, по поня­ тию моему, противное высшей власти и непозволительное говорить вернопод­ данному Ея Императорского Величества...» А проповедь Словцов произносил в связи с бракосочетанием цесаревича Александра Павловича. Среди слов, произ­ несенных Петром Андреевичем, конечно, были такие, которые не могли ос­ таться не замеченными, не вызвать к себе подозрение. Для иллюстрации приве­ ду следующие слова из его проповеди: «Тишина народная есть молчание при­ нужденное, продолжающееся дотоле, пока неудовольствие, постепенно раздражая общественное терпение, наконец не прервет оного. Если не все граждане постав­ лены в одних и тех же законах, если в руках одной части захвачены имущест­ ва, отличия и удовольствия, тогда как прочим оставлены труды, тяжесть зако­ нов или одни несчастия, то там спокойствие, которое считают залогом общего счастья, есть глубокий вздох, данный народу тяжким ударом; то спокойствие следует из повиновения, но от повиновения до согласия столь же расстояние, сколь от невольника до гражданина». Текст проповеди еще в прошлом веке был опубликован в книге «Чтение в обществе истории и древностей российских при Московском университете» (М., 1874). Словцов через некоторое время был арестован и отправлен в Петербург той же дорогой, по которой три года назад препровождался из Петербурга с длительной остановкой в Тобольске А. Н. Радищев, сосланный «на 10-летнее безысходное пребывание» в Илимский острог. Везли Словцова в большой строгости, в городах выходить их экипажа не позволяли. В Петербурге его подвергли основательному и длительному допросу, а потом переправили на заточение в монастырь на острове Валаам в Ладож­ ском озере. Из заточения П. А. Словцов в 1794 году писал в стихотворном «Послании к М. М. Сперанскому»: Теперь какая жизнь моя? Что я? Раб? Нет, — Когда захочет он, своей рукой умрет... Скот? Нет, он будущих ударов не трепещет. Мертвец? Спокоен он, в нем сердце не скрежещет. Сижу в стенах, где нет полдневного луча, Где тает вечная и тусклая свеча. Я болен, весь опух и силы ослабели; Сказал бы более, но слезы одолели. Я часто жалуюсь: почто простой народ Забыл естественный и дикий жизни род? В послании к другу Словцов пишет из Валаамского монастыря, где ему приходилось жить в ужасных условиях: Прозябнут былия над кучкою моей. Вот весь мой памятник! Вот весь мой мавзолей! Говоря о духовном мире, о складе характера Петра Андреевича Словцо­ ва, нельзя не обратить внимания на то, что он очень рано стал задумываться над смыслом жизни, над тем, какой след на земле оставит он после своего ухода из бренного мира. Имея повышенную чувствительность к любой неспра­ ведливости, откуда бы она ни исходила, пусть даже и от самой императрицы, постоянно пытаясь обрести внутреннюю гармонию в дисгармоничном мире, имея характер резкий, он, как и протопоп Аввакум, постоянно пытался смирять, сдерживать себя. Найти для себя достойное дело. Недаром еще в 15-летнем воз­ расте в стихотворении «К Сибири», которое и ныне время от времени перепе­ чатывается, потому что в нем не погасло чувство любви поэта к своей родине, он восклицает: Сибирь гордится кроткими сердцами! Что значит самый просвещенный ум? При том темпераменте, которым был наделен Словцов, ему было нелегко смирять свой острый ум, нелегко было быть кротким, да и далеко не всегда это удавалось. Что же касается его отношения к Сибири, то оно у Словцова тоже сформировалось очень рано, а в стихотворении «К Сибири» есть такие строки: Велю, чтоб друг на гробе начертил Пол-линии: и я в Сибири жил.