Сибирские Огни № 006 - 1990
ки, ходила из угла в угол. И час, и два... В конце концов решила: а что возмущаться, ведь так и скаж ет? В его душ е... что там будет, кроме смятенья? Или пустоты , которую ничем ты, брошенка, сама-то с и зъяном , не одолеешь... На какой-то миг Карину посетила страшная мысль. На и зм у ченном лице д аж е вспыхнули красные пятна. Она тотчас схватилась за голову: ну, этого никогда не будет! Нет, нет... И теперь повторя ла это «нет» бесконечно. Но, странно, чем яростней восставала про тив своей мысли, тем сильнее та укреплялась в ее сознании. И следом за «нет» повторялось: не упрямься, это единственный и самый ра зумный выход. Против своего ж елания Карина склонилась у комода, медленно выдвинула один из ящиков, где л еж ало детское приданое. Стала пе ребирать, целуя, улыбаясь и плача над каждой распашонкой, про стынкой, пеленкой, ползунками . Против ж елания собрала все это, подошла к печке, отодвинула с плиты кружки и, глядя на ж ар сум а сшедшими глазами, одну за другой брала и опускала в печь детскую справу. Тонкая материя вспыхивала, как бензин. Пламя цеплялось за руки, но Кара не зам ечала этого. Лицо ее было красно от внутрен него и внешнего жара и, казалось, тож е вот-вот вспыхнет. За этим занятием и застала ее соседка Христина Колобкова. — Дура, до чо ж довела себя! — испугалась она. Выхватила из рук Кары все, что еще осталось.— Ох, лишеньки! Да прибежит твой Лукьяшка, кобель-хохотун. Поди попугать вздумал. Все они, для смирения, бабу пуж аю т. Мой тожеть в свое время взбрыкивал, а теперь... Вот еще одного принесу ему — корми, папа. Корми! —■ она засм еялась, похлопывая по ж ив от у .— Чувствую , богатырь взраста ет. А горя-ач... Еще на свет не вышел, а больно уж часто сердится. Иной раз так двинет ноженькой, аж но вскрикнется мне... Христина, сунув детскую од еж к у в комод, присела под порогом. Скамейка защ елкала, заворчала — так ей тяжко сделалось. Гостья привстала, качнула ее — что ты, мол, такая хворая? И снова мягко опустила свое дородное тело. Лицо ее, крупное, с двумя подбородка ми, светилось тихой добротой. Любила Христина поговорить. Это бы ла ее слабость. За разговором она так забывалась, что все заботы отходили напрочь. Сколько бы она могла проговорить, сказать труд но: под вечер, как пригнать скот, ее аккуратненько выпроваживали. — Ступай, Христя, домой. Ступай от греха. Люди боялись ее ученой коровы. От двора до двора ходила б у ренка, заглядывая в окна: нет ли хозяйки? И никакие заборы ее не могли удерж ать — пробьется. Если увидит, выдавит стекло вме сте с рамой и позовет хо зяйк у домой : му-у, дои меня, течет молоко из вымени! Эта корова вошла в Додоновке в историю. Если хотят сказать о блудливом человеке, то обязательно прицепят к имени эпи тет — колобкова корова. И сейчас Христина устроилась поудобнее, намереваясь потешить свой неутомимый язык. — Ты, девка, сходи к ему. Да поласковей. Ой. лишеньки! Греш но бы и вспоминать, а вот к месту. Как-то я ходила единож ды за своим... Кара молчала, сев за стол и уставясь в одну точку на чугунной плите. — Сидит он за столом ,— делилась опытом соседка, ничуть не заботясь, доходят ли ее слова до Карины .— Теща, м олодуха прислу живают. Я так-то ласково руку на плечо ему положила и говорю: прости меня, дуру, Иван, погорячилася, да с кем не бывает греха та кого. Ой, лишеньки! А он как бы не живой : застыл — не дыхнет. Я ж его, оторопелого, за ворот-то приподымаю , будто пьяного: пошли- ка домой, детишки все поисскучались, баньку истопила... Он вро де бы начинает упираться, но не очень. А я свое: Гришка тебе кар тинку нарисовал — танки вот, эропланы ... И на стол ему листок-ат
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2