Сибирские Огни № 006 - 1990
углаживал, улизывал скомканную , ссохш ую ся от слез хозяйки , шерсть. Кто стар, у кого болят кости, тот поймет — какого труда ему стоил этот утренний туалет. Но это еще не все. Кот Васька обошел улицу, приглядываясь: у всех ли есть кошки? мож ет, он и пристанет где? Но в к аж дом дворе его встречал дикий визг: я-ав! я-ав! Увлек шись поисками, он несколько зазевался , и какой-то пьяный зацепил его сапогом , выругавшись: шныряешь тут, трам-тарарам, спотыкай ся о тебя! Злой , раздосадованный, повернул Васька обратно, решив: п одож ду немного, мож ет, и помирятся... Тут в ограду с воплем влетела ж енщина. В руках — дрын. Ос тановилась возле Кары , бросила ей под ноги обглоданные лапки: — Да язви вас! Ваш кот задрал . Не успела отвернуться — сца пал! Ох, хитрюга! Платите, а не то... Гуси с молодым выводком встретились Ваське на обратном пути. И не уступили дороги : ишь ты, гордые, сильные! Папа-гусь, угнув длинную шею, полез д аж е в драку — как было его не наказать?.. — Я не отступлюсь! — кричала, кипятясь, ж енщина и потряса ла палкой. Васька, наблюдая, скептически морщился: стоит так бе ситься и з-за сопливого гусенка? на нем еще ни п уху , ни мяса не было! Кара посмотрела на нее болезненно: — Прошу вас, уйдите... Но баба не на шутку взъярилась: — Образованная? П р о ш у... Ты не проси, не уйду. Ты мне от дай цыпленка Про-ошу... Нашла дуру. — Во-он! Во-о-он!! — истерично закричала Кара. И в бабу поле тели щепки, поленья. Та напугалась, но не столько этого отпора, это го безумного крика, сколько ее вида: ненормальная — ишь затряслась как! глазищи — то и смотри съест, от самой лапки оставит... И ж ен щина убралась восвояси. Вспышка злобы прошла так ж е внезапно, как и наступила. К а ра закрыла лицо руками : дура, дура! зачем я тут? Никогда она еще не чувствовала себя такой разбитой и одинокой. Все вдруг, как это бывает у расстроенных людей , с болезненной ясностью промелькнуло перед ней: мстительная княгиня Ольга, очень поразившая ее, бурное детство... Кого, когда она слушалась? Стриглась под мальчишку, но силась, как угорелая, на отцовском трофейном мотоцикле, нещадно дралась со сверстниками. Ее и звали в деревне не иначе, как дед Ма лей или Малейка. Этот Малей доводился ей д аж е не дедом , а праде дом . Горячей крови м уж ик , бунтарь из бунтарей. Пятнадцать лет провел на каторге, но так и не остепенился. — Малей уберегся, а тебе не сносить головы, — говаривала мать. Дочь, намучавшись за день, улыбалась той усталой блаж енной улыб кой, за которую прощают все на свете. Но это скоро прошло. Только умер отец, добрый учитель, и... стало не до шалостей. Д аж е мотоцикл продали, чтобы ей поехать в го род. Теперь она была бы на четвертом курсе — нет, на третьем! — е с ли бы не Лукьян ... Где глаза были? Или природа, как охотник, тож е ловко маскирует ямы-ловушки? Если бы знать! Могла ведь на лето и в другом месте устроиться... Да что упрекать себя? И снова пойдешь за ним, пусть только по зовет. С ним, весельчаком , не соскучишься. Разве м ожно забыть про шедший Новый год? ...Лукьян распахнул дверь на балкон: дайте вздохнуть! напля сался, натопался. Прошел снег, пушистый, мягкий. Мальчишки сгре бали его ворохом и прыгали с катушки. Лукьян потянулся: эх , слона бы, что ль, за хобот поймать! И навалился грудью на п ерил а : — Пацаны! Эй, вермишель! Я тож е хочу прыгать с вами в суг роб. Гы-гы... А ну подгребите сюда снегу побольше! — Разобьешься, дядя . — Гы-гы-гы. Я разобьюсь? Гребите, гребите!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2