Сибирские Огни № 006 - 1990

как нелегко! Также потом надевали мамины и отца вещи и называли нас «контра». Все, все было так, как Вы пишете. А потом нас забрали с узелками в ру­ ках и под конвоем отвезли на Московский вокзал, где уже толпилось много семей раскулаченных. Погрузили нас, как скот, в товарные вагоны, не сказав, куда везут и на какое время. Словом, без суда и следствия. При Сталине, наверное, было удобно любой просчет сваливать на кулака и любого исправно работающего крестьянина зачисляли в «кулаки», на деле же решался произвол. Ехали мы долго. Дело шло к осени. Привезли и высадили в чистое поле. Предприимчивые — такие, как наш дед — стали делать шалаши. У одних получалось лучше, у других — хуже. На пригорках из земли делали печи и прямо на улице пекли оладушки. Затем началось «строительство» земляных бараков. Это было жилье на зиму. По другую сторону реки Томь строился город Новокузнецк (Его, по-моему, потом назвали г. Сталинск, затем — Ново­ кузнецк). Строился металлургический завод, где работали «спецпереселенцы», и мои мама и отец. Первую зиму зимовали в землянках, в школе не учились. Не было школы. Была карточная система. Помню, в самом начале какого-то зимнего месяца отец потерял карточки на всю семью. Выжили. Однако к вес­ не от голода и полной антисанитарии начались инфекционные болезни. Ле­ карств не было. Первым от дизентерии умер дед. Кладбище находилось рядом с нашими бараками на пригорке. Однажды я повела своих друзей на могилку дедушки с деревянным крестом. Мы вдруг увидели: рядом с накры­ той рогожей телеги в большую яму сбрасывали тела умерших (много). Они были голые. Это страшное зрелище долго не могла забыть. Позднее узнали, что так хоронят политических заключенных, а они находились недалеко от наших бараков, только за колючей проволокой. Кроме мамы, тифом заболели мы все: и папа, два брата и я. Лежали все в какой-то палатке с высокой темпертурой и в бреду. Чудом не умерли. Через год пошли в школу. Как уж мы там учились, но старались. Еще осенью или летом, не помню, зарабатывали себе на тетради, учебники, ка­ рандаши, пеналы. Я лазила по горам и искала там ковыль, собирала, а по­ том продавала. Здесь же рядом было кладбище погибших, наверное, от холеры или чумы животных. Но это было давно. Там мы с ребятней вырывали кости, да еще и дрались. Каждому хотелось больше нагрузиться, чтобы потом сдать в утильсырье и получить там тетради и карандаши. Кости очень ценились, по­ тому что из них варили мыло. А братишки мои еще и папиросами торговали. (Это называлось спекуляцией). Они брали меня с собой, пихали за пазуху пачки папирос, прятали за угол. Продадут — и снова ко мне. Они так дела­ ли, наверное, потому, что боялись милиции. Словом, отбыли мы наказание. Вот только за что? И ровно через пять лет мы были восстановлены в правах. Помню только, что очень много мама плакала. Где жить? В свою деревню нельзя. Ведь мы неблагонадежные. Раз­ решено жить только на 101 километре от Москвы. Остановились в Калинин­ ской области на ст. Завидово. Жили на частной квартире. Отец вскоре забо­ лел раком и в возрасте 49 лет умер. В 1939 году забрали на Финскую войну старшего брата и убили. В 1941 году ушли воевать два других моих брата, и оба погибли. Умерла с горя мама, а в 1986 году перестало биться сердце моего горячо любимого мужа, израненное войной и разными служебными неурядицами. Вот такой «холодный облик» социализма (Ваши слова) пришлось испы­ тать нашей семье, как и семьям миллионов. И кто все-таки виноват? — в том, что семья тружеников-крестьян была обворована по закону? За что мы отбывали срок? И почему, отбыв срок на­ казания, по возвращении нашей семье не вернули дом или хотя бы пре­ доставили какое-то жилье? Почему мы, униженные, оскорбленные, должны были скитаться по чужим углам, жить как неблагонадежные на 101 км от Москвы? Во имя чего погибли три моих брата? Вопрсс-ооль, который мучит и меня вс{о жизнь. ' зОЭЭ