Сибирские Огни № 006 - 1990

лись. Но какая-то озабоченность все же лежала на лицах Гидаша, Агнессы и Николая Корнеевича. Я и сам не понимал толком, в чем дело. Была какая-то нервность, недогово­ ренность в беседах. И, ощущая это, я меньше всего думал, что причиной этого являюсь я сам. Вскоре дело дошло до легкой размолвки, казалось бы, по совершенно случайному поводу. Мне показалось, что мы злоупотребляем услугами переводчицы из общества венгеро-советской дружбы, очень милой и скромной молодой женщины, заставляя ее дольше, чем следует, дожидаться нас по утрам для поездки по музеям, а вечером задер­ живаться за ужином в ресторане, не думая о том, что дома ее ждет ребенок, сын, кото­ рому пора спать. Она жила вдвоем с сыном и довольно далеко, на другом конце города. И как-то раз, когда выявилось, что для нее нет машины и ей придется ехать домой в трамвае с пересадками, я поехал ее проводить. Это дало повод товарищам пошутить, что я-де неравнодушен к нашей прекрасной переводчице, но Агнесса, узнав об этом, не смеялась, а хмурилась —она, оберегая интересы моей жены, вообразила бог знает что. А вскоре после этого, отправив по моему настоянию переводчицу пораньше домой, мы с Николаем Корнеевичем увлекли Гидаша на вечернюю прогулку по Будапешту. Хо­ дили, рассуждая о том о сем. И вдруг Николай Корнеевич, вынув из кармана коробочку, которую я сразу узнал, протянул мне ее со словами: — Леонид Николаевич, не возьмете ли Вы это? Мне дали это в последний момент на вокзале в Москве, но я, право, не знаю, что делать. Я остановился в недоумении. Гидаш молча смотрел на нас. — Зачем же Вы отдаете мне? Что же, по-вашему, я должен с ним делать. В конце концов его и дали не мне, а Вам как руководителю нашей делегации,—довольно бес­ толково сказал я и отстранил его руку,—если и Вы не знаете, что с ним делать, так и везите его обратно. Тут, кажется, вступился Гидаш. — Дайте,—сказал он с глубоким вздохом.—Дайте мне, я все это выясню наконец. И, взяв из рук Николая Корнеевича коробочку с Серебряным Крестом, Гидаш зажал ее в свой кулак. Настроение у нас всех испортилось, и мы распростились с Гидашем на мосту через Дунай молча. И молча вернулись в отель. Я не сердился на Николая Корнеевича, а он тем более на меня, и я думаю, что он, как и я, был бесконечно благодарен нашему доб­ рому старому другу Гидашу, который взял все на себя. Через несколько дней Гидаш, позвонив мне в отель, сказал, что все выяснено, улаже­ но и назавтра я должен поехать к министру просвещения, чтобы получить обменный ор­ ден и, само собой, грамоту на него. Как и что выяснилось, он не объяснил, да я и не спрашивал. Ясно, что было какое-то недоразумение, начало которого тонуло в бездне ушедших времен. Агнесса сказала, что в министерство мы поедем завтра вместе, а сегодня вечером они с Гидашем приедут поужинать с нами в наш отель. И вечером все мы, Гидаш с Агнессой и переводчица, встретились за столиком ре­ сторана. Ужин затянулся. Настроение было прекрасным. Я до сих пор не знаю, были ли Кир­ санов и Дезик Самойлов в курсе моих орденских дел, но все мы были благодушны и ве­ селы, пока я не внес диссонанса в эту приятную вечернюю встречу. Я знал, что у пере­ водчицы заболел сын, и несколько раз напоминал об этом всей компании, говоря, что переводчицу надо пораньше отпустить домой. Но мои слова как-то не дошли до слуха ужинающих. Тогда я рассердился и сказал громко: — У нее болен сын. Ей пора! И тут как-то беседа оборвалась, все заторопились, ужин внезапно закончился хму­ рой просьбой Агнессы, чтоб переводчица завезла меня утром к Гидашам на холм Роз в казенной машине. Наутро мы были на улице Эстер. Я попросил переводчицу подняться со мной к Аг­ нессе, чтобы договориться о дальнейшей программе дня, когда мы с Агнессой вернемся из министерства. Агнесса сидела на диване, перебирая рукописи. — Ваши переводы и Гидаша, и Ийеша, и Шимана я перепечатала,—сказала она.— Вот только куда Вы их в Москве дадите, в какие журналы. — Ну, я не знаю,—простодушно сказал я.—Я не умею этого делать. Это уж пусть Дезик придумывает.