Сибирские Огни № 006 - 1990

СЕРЕБРЯНЫЙ КРЕСТ Серебряный Крест был первым в жизни орденом, полученным мной. Это было еще в сталинские времена, и я точно не помню, за что именно, за венгерскую ли антологию, или же за переводы Петефи венгерское правительство наградило орденами Гидаша и Агнессу (тогда еще в литературе Краснову, так как имя Куна было еще одиозно), а так­ же ряд советских писателей-переводчиков, в том числе и меня. Однажды нас пригласили в венгерское посольство, где посол и вручил мне мой Се­ ребряный Крест. А затем однажды выяснилось, что этот Крест вместе с грамотой на не­ го надо сдать для обмена на новую, более демократичную, форму ордена. Все мы так и сделали. И помню, как через некоторый промежуток времени все остальные получили взамен новый орден, а я не получил. Видимо, думал я, произошла какая-то задержка. Я спросил у Гидаша осторожно: как он думает, в чем дело? Гидаш ничего мне не мог на это ответить. Наступили новые времена. Застрелился Фадеев. Собрался уходить на покой и пред­ седатель иностранной комиссии старик Аплетин. Однажды, встретив меня, он сказал, что у него в сейфе лежит вроде как мой орден: зайди, мол, возьми. Когда я пришел, он вы­ тащил из несгораемого шкафа коробочку с орденом старого образца — Серебряным Крестом. «Вроде как твой»,—сказал он. Я ответил, что это можно и нужно узнать из документов. Но Аплетин пожал плечами: в том-то и дело, что никаких документов нет. Я оставил ему коробочку с орденом и раскланялся. Уходя на пенсию, Аплетин еще несколько раз просил меня забрать этот орден, и каждый раз я повторял дряхлеющему старику одно и то же: «Сперва нужно выяснить, мой ли орден и почему он остался необмененным, и обменять, как у других, а тогда уж и вручать мне, честь по чести, с грамотой». Аплетин ушел на покой, и все эти разговоры прекратились. Не подымал их я, не по­ дымала их и иностранная комиссия. И, кажется, уже после того, как я перевел Мадача и получил уже второй венгерский орден и собрался уже на следующий раз после этого ехать по какому-то случаю в Будапешт, я подумал: а как же быть с тем необмененным Серебряным Крестом, и рассказал всю эту историю консультанту по венгерским делам иностранной комиссии Майе Ульрих. Майя, энергичная девушка, обещала все это выяснить, рассказала Романовой и, когда я отправился в Венгрию, мне было сказано, что все будет в порядке. В Будапешт мы поехали дружной компанией, моими спутниками были Кирсанов, Самойлов и Николай Корнеевич Чуковский. Мы встретились с венгерскими товарищами, выступили на совещании и, когда деловая часть нашей поездки кончилась, поступили, так сказать, под начало Агнессы Кун. То есть жили мы, разумеется, в отеле, и в хоро- шем отеле на дунайском острове Маргит, но, то и дело, либо кто-нибудь из нас загляды­ вал к Гидашам в Буду на холм Роз, либо Агнесса и Гидаш появлялись у нас на острове Маргит. Я сделал за это время ряд новых переводов из современных венгерских поэтов, и мы с Агнессой провели несколько дней, выправляя эти переводы. Агнесса, помимо все­ го прочего, сопровождала нас и в магазины, следила за тем, чтобы мы разумно тратили свои деньги, командировочные и гонорары, полученные за переводы наших произведе­ ний на венгерский язык. Она хмуро заботилась о том, чтобы мы не переплачивали, поку­ пая то и се у частников, и вообще не приобретали сомнительных и ненужных вещей. На­ пример, она неодобрительно относилась к моим покупкам книг по живописи, а также и модных тогда, сильно суженных брюк. Она давала мне понять, что альбомы сюрреали­ стической живописи не стоят тех денег, которые за них берут, а узкие брюки —уродли­ вы. Я в свою очередь дразнил ее, что она консервативна в своих вкусах и при этом счи­ тает себя непогрешимой, как римская папа. Остальные, слушая наши споры, посмеива­ лись, но когда Николай Корнеевич, став на сторону Агнессы, заявил, что в модных брю­ ках я выгляжу не Леонидом Мартыновым, а Леонидом Марбрюкиным, я сказал, что в таком случае он, склонный обязательно соснуть после обеда, не Николай Чуковский, а Николай Спатьхочуковский. «А кто в таком случае я?» —спросил Кирсанов. И я ответил, что он, шаманствующий в стихах и угощавшийся в ресторане отеля лягушками (там они действительно подавались на потребу заезжим французам),—не кто иной, как Факирса- нов. Дезик же Самойлов, самый молодой между нас, есть не кто иной, как Дезик Ком- сомойлов. А Агнесса, ворчавшая на меня, не Агнесса Кун, а Агнесса Ворчкун. Так мы, люди серьезные, уже немолодые, Гидашу было уже около шестидесяти пя­ ти, а самому юному уже подходило к сорока годам, завершив дела, шутили и развлека