Сибирские Огни № 006 - 1990

то почувствовал облегчение, начал кивать головой, поворачивая ее не столько ко мне, сколько к остальным, и как бы безмолвно говоря: — Слышите! Но ответных знаков удовлетворения у остальных присутствующих я не приметил. Их лица были торжественны и немы. — Ну, что я вам говорил? Слышите! —читал я на лице Щипачева, но когда я кон­ чил, уста его произнесли вовсе не эти слова, а, насколько я помню, лишь приглашение высказываться. И вот смысл высказываний, то, что записано мною на листке блокнота. Я не ручаюсь за дословность записи. Может быть, сохранилась стенограмма, где все записано точней и, быть может, вовсе не так, как мне показалось, но мне кажется, что записал я предель­ но точно, как когда-то, репортерствуя, записывал я смысл речей официальных лиц хо­ зяйственников, судей. Вот сокращенная запись: В. Инбер: По поводу «Мороз был сорок...». У нас никто не испытывает мороза, не сердится на него в наших условиях. Лето где-то посреди столетия, это лето у Мартыно­ ва где-то далеко в будущем, в то время, как оно ПРИШЛО. Нет социального ока. А. Жаров: Почему вы не пишете, как все: Исаковский, Долматовский и другие? Птичий след. Ваша позиция, позиция Н. Крутицкого. Почему в стихотворении, из которо­ го явно видно, что оно о Неруде, не указано имени Неруды. Зачем упоминается в стихах Тверская застава, которой уже нет. Нет, я бы ваши стихи не печатал —пишете непо­ нятно! Е. Долматовский: Боярский взгляд. Небесный аршин. След-паркет. М. Алигер: Архаизм! Нежелание быть современным. Смотрите, он смотрит свысока и на меня и на всех. Это я-то смотрел свысока и на нее и на всех! А, впрочем, может быть, я и действи­ тельно смотрел свысока. Может быть! Что же еще мне оставалось делать! Я не знаю. Трудно видеть себя со стороны. Я помню только, что Маргарита Иосифовна почему-то, кажется, в назидание мне, упомянула, что она пишет поэму о строительстве университета на Ленинских горах, а я одобрительно сказал, что, мол, посмотрим, у кого получится лучше. И я не лгал, что пишу такую поэму, я действительно писал в это время что-то та­ кое громадное, которое потом рассыпалось на массу коротких стихотворений, некоторые из которых были напечатаны в журналах и в газетах, в том числе в «Правде». Итак, я сказал, желая сделать М. Алигер приятное, что, мол, посмотрим, у кого будет лучше, а она рассердилась. Она рассердилась, но как-то смешно, так, что ее гнев будто бы разрядил атмосферу. Я улыбнулся. Другие, я не помню, кто еще там был, чего-то еще такое говорили, но мы со Щипачевым молча смотрели друг на друга через стол, и мне кажется, у нас было од­ но и то же желание — скорее покончить со всеми этими разговорами, потому что, не­ смотря ни на что и даже на эту, как будто бы в самом деле разделяющую нас, столеш­ ницу, было ясно и понятно, что я жив, здоров, творчески активен, хотя и «смотрю на всех свысока», и затея Александра Александровича сорвалась. Обо всем этом я уверенно рассказал, придя домой. И помню, мы долго перечитыва­ ли мою блокнотную запись, а потом сунули ее куда-то подальше. Но, чтобы все-таки не привязывались ко мне в дальнейшем, я решил записаться в кружок текущей политики к товарищу Чичерову и усердно посещал занятия этого кружка раз в неделю. «Я им покажу, как я далек от современности»,—сказал я, и до сих пор не знаю, к чему это относилось: к изучению ли текущей политики, или к стихам, которые я продолжал писать совершенно так же, как и раньше, то есть не с заранее обдуман­ ным намерением, а как попало. Занятия же мои в кружке продолжались до той поры, до того дня, до того часа, когда они были прерваны голосом диктора, заставившим всех насторожиться: лектора Ивана Ивановича Чичерова прослезиться, а слушательницу Анну Караваеву пробормо­ тать, осеняя себя крестным знамением, что-то вроде «дай, Господи, здоровья рабу твоему». Но все это уже не было записано ни на каких листках из блокнота, так что, вспоми­ ная все это, могу и перепутать, не ручаюсь за точность того, что не было записано хотя бы наспех карандашом.