Сибирские Огни № 006 - 1990

Из-за этих стихов, да еще, как это ни странно, из-за стихотворения «Дым отечества» Фадеев и прихлопнул тогда всю книгу еще в гранках, но это было чуть позднее. А в то время, как я ее сдал, милейший Ступникер читал ее с упоением, а Андрюша прямо сиял от счастья. Затем я ездил с Андреем и Радуле Стийенским в освобожденные районы, а по возвращении мы должны были сходить к Фадееву, договориться об окон­ чательном моем переезде в Москву. Как раз в это время в клубе я встретил Симонова, он попросил меня заменить его в качестве фронтового корреспондента «Красной звезды». Я согласился, сказав, что только съезжу за своими вещами в Омск,—все казалось так просто,— а вернувшись через две недели, заменю его, Симонова, в «Красной звезде». С этим мы с Андрюшей и пошли к Фадееву, к его старому другу, к «прекрасному мужи­ ку Фадееву, который живо сделает все, что надо». — Хорошо! —сказал мне Фадеев.—Поезжай, все будет в порядке! И я поехал, а приехав в Омск, был почти сразу мобилизован, и вместо того, чтобы стать фронтовым корреспондентом «Красной звезды», был усажен писать историю Ом­ ского пехотного училища, труд, который так и не увидел света. А Фадеев тем временем запретил печатать «Лукоморье», написав мне объяснительное письмо, которое не было мне отправлено, но, видимо, побывало в руках у Ермилова, так как в его разгромной критической статье о моем творчестве я прочел все то, что впоследствии прочел в письме Фадеева, лишь после войны ставшем мне известным. А статью Ермилова в «Литератур­ ной газете», косвенно свидетельствующую о том, что моя книга ухнула, я прочел в гос­ питале, незадолго до увольнения с военной службы по болезни: мой полиартрит был об­ наружен врачебной комиссией уже на пересыльном пункте. Только через год я попал снова в объятия своего друга Андрея. В председательском кресле Союза сидел уже Тихонов, а не Фадеев. Николай Семенович встретил меня с уг­ рюмой лаской, а еще более угрюмый Поликарпов выругал меня за беспечность и неуме­ ние как следует устраивать свои дела, сделав соответствующие распоряжения по узако­ нению моего положения в Москве. Андрей же снова повел меня по издательствам про­ талкивать заново «Лукоморье», и вскоре, по окончании войны, книга действительно выш­ ла из печати с «Дымом отечества», ио без «Стены». Как радовался Андрей выходу книги! Он был несколько смущен отношением ко мне своего друга Фадеева, но жена его Елена при случае сказала, что, собственно, ничего особенного не произошло. Она вообще относилась ко мне холодновато, считая меня чуть ли не совратителем Андрюши, за его вернейшего собутыльника. Но он и без меня был слаб до вина, о чем Елена, здраво рассудив, должна была бы понимать сама. Он пил все больше и больше, хотя и работал очень много, но, увы, про­ дуктивность его работы становилась все меньше и меньше. Я не знаю, что было здесь причиной, а что следствием. Вино ли было причиной его литературных неудач, или лите­ ратурные неудачи, вернее, литературные трудности, были причиной пьянства. Мне ка­ жется, что Андрей был одним из тех прекрасных людей, которые были невольно погуб­ лены их выдвигателями. Ему были даны все возможности печататься, только знай пиши. «Только пиши,— восклицала и Елена,—ведь ты же написал первый, такой хороший очерк, затем повесть, такую, что тебя заметили, открыли тебе дорогу, открыли зеленую улицу. Ты видишь, с тобой охотно заключают договоры, ну и заключай их, и пиши!». И легко понять состояние такого человека, которому говорят: только пиши! Он ра­ дуется, он верит, он смело заключает договор на новую книгу, получает аванс, сначала под новую повесть, потом под роман. Я знаю таких людей,- их было, да и есть немало. И они, как правило, сгибаются под тяжестью этих ничтожных бумажек: договоров и соглашений. И постепенно начинают понимать, как трудно вот так, согласно договору и авансу, взять и написать повесть, роман. Будь ты даже и небездарен, окончи Литера­ турный институт или накопи эрудицию путем самообразования, а все-таки этого бывает мало, чтоб взять и так вот сразу, по намеченному плану и согласно договору, овладеть магией творчества! Так, я думаю, было и с Андреем. Конечно, у него имелось достаточно житейского опыта, но не было еще высокого мастерства. Отсюда и метание, и пьянство. Он расска­ зывал о фантастически интересных вещах, но написать о них он только мечтал. И в чу­ жую душу не влезешь, но, вероятно, из-под его пера выходило вовсе не то, что он видел внутренним взором, этот добрый, хороший, веселый мой друг Андрей, выбившийся из журналистов в писатели. Когда приехала моя жена, он приходил к нам в Сокольники, чтоб потолковать по душам. Но кончалось это одним —бутылкой...