Сибирские Огни № 006 - 1990

так, чтобы писать романы, он, Лирников, обольстив Костю, гарантией ночлега и про­ питания, заставил его перед сном писать роман, о чем Костя, кручинясь, поведал Яну, а Ян — мне. — Давай спасем Костю,—сказал Ян,—нагрянем к Лирникову ночью и застиг­ нем его на месте преступления, как он заставляет Костю писать романы из жизни ад­ мирала Колчака. — Ну, пойдем,— согласился я. Мне действительно захотелось посмотреть на то, что называется творчеством с помощью «негра» и как это делается. И, помню, темным, поздним, безлунным вечером мы с Яном приблизились по скри­ пучему деревянному тротуару к маленькому домику на одной из уличек Казачьего форштадта и решительно постучались в тускло освещенное и плотно занавешен­ ное оконце. Очень быстро, хотя как будто и нехотя, Костя открыл нам дверь, ви­ димо, заранее предупрежденный Яном, он молча вернулся впереди нас в комнату и уселся за письменный стол. На этом столе горела неяркая лампочка, и, освоившись с полутьмой остального пространства, я увидел в алькове Лирникова и услышал тре­ вожное дыхание его подруги. — Поздние гости,— сказал Лирников недовольно,— в чем дело? Вместо ответа мы подошли к столу и заглянули в рукопись, перед которой сидел Костя. Действительно, это была та рукопись. — О, Костя, поздравляем, ты пишешь роман или повесть, но во всяком случае что-то большое, если не великое! Что именно ты пишешь? — Он пишет свой роман о Колчаке! — хмуро, напирая на «он» и «свой», сказал Лирников. — Что и требовалось рассказать! Он! Ну, пожелаем тебе, Костя, успеха! — Только боюсь, что без моей помощи он ничего не напишет,—сердито сказал Лирников. — Ну, даст бог, справится сам! И мы ушли. Костя, мы помогли ему, вскоре переехал, нашел жилище. Но, увы, он ни романа о Колчаке, ни другой задуманной повести не написал — к великой потехе Яна, кото­ рый и сам в те дни был порядочным лодырем, за что его горячо и журила его мама. Разоблачение Лирникова было, пожалуй, наиболее светлым и идиллическим эпизодом нашего знакомства с Яном. Дальше пошла уж совсем тревожная полоса. Помню страшноватый час затмения солнца в день смерти Максима Горького, ког- га мы с Яном и приехавший из Новосибирска Вивиан Итин наблюдали влияние затме­ ния солнца на людей, лошадей, быков, верблюдов и собак на омском Центральном базаре. Я думаю, смерть Горького в значительной степени решила и судьбу Павла Ва­ сильева, что в свою очередь отозвалось и на судьбе многих его собутыльников... Во всяком случае, я помню бледность Яна. Сначала как будто бы ничего не слу­ чилось: Ян не говорил мне, что кто-нибудь попрекнул его в близости к Павлу Ва­ сильеву. А затем он исчез вместе со своей семьей, отцом и матерью... А позднее говорили, что Ян пережил своих родителей и писал с Севера, выйдя уже на свободу, писал, что скоро вернется, до времени ходит рулевым на рыболовном судне по Охотскому морю... Может быть, тогда-то он и написал очень много стихов или прозы, то есть воспоминания, которые дадут представление о том, что было даль­ ше, и послужат основой для биографии этого незабвенного, но очень мало известного поэта тридцатых годов. МОЙ ДРУГ АНДРЮША Андрею я обязан многим. Мы познакомились на совещании, я забыл, как оно назы­ валось — краевых ли, республиканских ли, или попросту провинциальных писателей, тех, кто уцелели после тридцать седьмого года, либо подросли и обнаружились к этому вре­ мени. В общем, как мне кажется, это был сбор сил, смотр сил перед надвигающейся вой­ ной. Была фотокарточка, где вся компания, человек вроде как пятьдесят, стояла или си­ дела вокруг Лавута, которому было поручено нас опекать. Может быть, в центре сидел 168