Сибирские Огни № 006 - 1990

Тут вышел Ян. — Зачем ты опять взялась за полы? Почему ты мне не сказала? Женщина, выпрямившись, величественно замахнулась на него тряпкой и скрылась в соседнюю дверь. Минут через десять она появилась переодетая весьма элегантно по моде общественных деятельниц тридцатых годов. — Познакомьтесь, это моя мама! — сказал Ян. По виду ее скорее можно было принять за его сестру, чем за мать. Как я узнал, эта жизнерадостная блондинка была крупной общественной деятельницей, если не ошибаюсь, руководительницей общества Красного креста Омской области. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь в ее чине и звании, но никак уж не ошибаюсь в том, что она радовалась нашему знакомству с Яном, радовалась по тем же причинам, что и Дебора, жена Яна. Мы с Ниночкой казались им более умудренными жизнью людьми, чем все прочие знакомцы Яна, его сверстники, бывшие школьные соученики, а также полярные моря­ ки и юные стихотворцы, почти все по традиции питухи и забияки. Кроме того, мать Яна не без интереса однажды, а может быть, дважды или трижды, слушала мои рассказы о всяких других, известных мне, сибирских урожен­ цах или оказавшихся в Сибири, прибалтийцах: о товарище моем по детским играм озорном мальчике Вальдыше и его тихой сестренке Лизе; о Вальсе, бывшем нашем домохозяине, об Альберте Вальдесе, муже вальсовской дочки Марии; о нашем быв­ шем соседе финском пасторе Гране, разъезжавшем зимой по огромному своему при­ ходу в громоздкой санной карете; о знакомом мне не лично, но по рисункам, худож­ нике Прибе, заброшенном в Сибирь германской войной; о хмуром сотруднике местной печати латыше Нугисе, не обращавшем на меня ни малейшего внимания; об экстра­ вагантном латыше-морже, фамилии которого я не знал, но с которым я почтительно раскланивался, а он мне величественно отвечал на поклон, вылезая в двадцатигра­ дусный мороз из иртышской проруби: говорили, что он лечится зимними купаниями от нервного заболевания, но на вид он был вполне нервно-уравновешенным здоровя­ ком. Может быть, этого товарища да и некоторых других мама Яна знала и сама, но она с таким интересом расспрашивала меня о всяких подробностях, будто слышала об этих людях первый раз. Я так рассказывал о всяких знакомых мне латышах, эстонцах, финнах и литов­ цах, что Янова мама, смеясь, сказала, что я так интересуюсь балтийцами, будто и сам балтиец. — Да и верно,—вы обликом очень похожи, если не на латыша, то на литовца, литвина,— заметила она. Я жалею, конечно, что вместо того, чтоб болтать самому, я не выспросил у нее, откуда они сами, она и ее муж, отец Яна. Но, впрочем, тогда расспрашивать было некогда, у нас с Яном было много неот­ ложных дел. Например, мы оба, чуть ли не с первого года нашего знакомства, с 1935 года, вели деятельную подготовку областного совещания писателей, на которое мечта­ ли пригласить, кроме омских поэтов и писателей, таких, например, как профессор Драверт и Антон Сорокин, еще сказителей, певцов, словом, творческих людей с Яма­ ла, из Ханты-Мансийска, с верховьев Иртыша, то есть с Алтая, и акынов из близких к нам казахских степей. Это писательское совещание прошло уже без Яна, гораздо позднее... Я не буду писать тут общих фраз о том, как осложнилось положение в мире, что атмосфера все сгущалась и сгущалась. Это касалось и нас. И если можно употреблять такого рода барометрические иносказания, то походило на то, как если б среди без­ мятежного зноя вдруг возникали какие-то предгрозовые порывы не только в пере­ носном, но и в прямом смысле слова. Пожалуй, это началось вот с чего, для нас, по крайней мере. Однажды в очень солнечный ясный июльский полдень мы — я, моя жена и Ян — катались на лодке. Идя вверх по течению Иртыша, мы прошли меж двумя островами и подгребли к левобережной отмели близ железнодорожного моста напротив привокзальной части Омска, называемой Ленинском. И вдруг мы заметили, что небо над Ново-Омском, то есть над левобережными куломзинскими элеваторами, приобретает медно-красный от­ тенок. — Это пыль где-то за Иртышем над степью,— сказал я. — Да, похоже! — согласился Ян.