Сибирские Огни № 006 - 1990

(Сибирск — это типовое наименование, эффект тот же—обобщение). А. Курчатки- ну, например, в своей повести приходит­ ся ворочать не очень гладкими конструк­ циями — «тот город, где Петр учился в институте» и т. п., — но даже условные названия кажутся здесь писателю неу­ местными. «Истории разных мест» — так озаглавил А. Курчаткин один из своих сборников, но и там смысл названия примерно таков: везде одно и то же. Еще одна черта сходства: время. Ког­ да происходят события? Определеннее всего у Г. Головина — ноябрь 1982 года. Но все же это — частность, а главное и общее для всех трех названных произве­ дений — время, тихое, устоявшееся, ус­ тойчивое —- из тех, что диктуют прави­ ла игры. Застой — это мы сейчас гово­ рим, а тогда в сознании почти у каждого высились устои. Конечно, эти три добротно-реалисти­ ческих текста по меркам того времени должны были бы называться очерни­ тельскими. Потому-то пришли они к нам с опозданием. О Виде Владимиро­ виче Липатове, к сожалению, мы говорим уже в прошедшем времени. Рассчиты­ вал ли он увидеть свой роман напеча­ танным?.. Что касается Г. Головина, то «задержанной» была вся его литератур­ ная судьба. Под повестью «Чужая сто­ рона» стоит дата — 1989, но, вероятно, это означает одно: «непроходимой» пред­ ставлялась вещь уже на стадии замы­ сла. С большим трудом пробивался в печать почти каждый текст А. Кур- чаткина. Поэтому мы вправе предпо­ ложить, что и «Веснянка» тоже изряд­ но полежала в ящике письменного стола или в редакционном портфеле. Вот еще одна деталь сходства. Человек и среда. От этого не уйти, на­ верное, в реалистическом романе или по­ вести. Это — тема и наших авторов, ес­ ли угодно, их крест. Не говорим пока о том, что талант социального писателя не всегда приходится ко двору — все же подобные проблемы возникают уже пос­ ле того, как поставлена последняя точ­ ка,— но и работая над текстом, такой ав­ тор должен проходить по узкой бечевке: справа — описательность, «ползучий эм­ пиризм», слева — схема, одеревенение, вызываемое предвзятостью, власть уста­ новки. Поэтому можно и нужно, соотно­ ся близкие по направлению (критичес­ кий реализм) произведения, определять их координаты на соориентированной по этим двум полюсам шкале, что, возмож­ но, и будет ключом к их анализу. Но для начала несколько слов о том, что всегда опережает какие-нибудь выводы: первое впечатление, рожденное прежде всего «фактурой» текста. Сочная, интонационно богатая, дроб­ ная структурно манера письма Липато­ ва, суховатая и линейная — Курчаткина. В этой компании Головин находится по­ середине, но благодаря не синтезу двух стилевых возможностей, а скорее сти­ хийной их неразделенности. Проза Го­ ловина как бы гонится за чем-то, отчас­ ти протоколирует, но более всего — уга­ дывает. Что? То, что Липатов лепит, а Курчаткин моделирует: действитель­ ность. Головину ничуть не хочется хотя бы на мгновение занять этакую пано­ рамную позицию во времени и пространст­ ве, он отвергает отстраненное наблюде­ ние — будь то прищур аналитика или ласково-хозяйский взгляд мастера на плоды труда своего. Наоборот, он стре­ мится как можно плотнее приблизить­ ся к герою, не оставить себе зазора, в ко­ торый могло бы проникнуть вездесущее и для нас уже привычное установочно- организующее начало. В известном смы­ сле текст Головина — продукт художни­ ческой интуиции, отправленной в «сво­ бодный поиск». Курчаткин и Липатов смотрят с более высокой точки. В повести первого и ро­ мане второго границы сюжета прибли­ жены к границам судьбы главного ге­ роя. Но в обоих произведениях с таким, в общем-то, естественным построением (биография и поворотные моменты этой биографии) отчетливо видно авторское усилие и как раз неполная естествен­ ность в обращении автора с «материа­ лом». «Веснянка» Курчаткина. История о том, как юноша Петр Горяев превратил­ ся в солидного мужчину весьма средне­ го, но прочного общественного положе­ ния — через что прошел, как стукался об острые углы и приноровился, нашел свою нишу. Петр Горяев — человек со скромными запросами, честный, добро­ совестный, свое дело знает. Работа, семья, обустройство родного очага. «Как у всех» — ориентация Курчаткина на среднего, обыкновенного, дюжинного человека по­ нятна сразу, тем более тому, кто знаком с его последними публикациями. Но, про­ диктовав выбор героя, она не ушла в тень, а продолжала владеть писателем. Не хочется говорить прописных истин о том, что человек — это целый мир, что даже вычисленный статистически, об­ разцово средний «представитель» дол­ жен быть для писателя столь же зага­ дочен в начале всего подхода к нему, как и личность выдающаяся. Но недо­ оценивать «скромного обаяния» благо­ родной задачи писать о людях обыкно­ венных, каких большинство, не будем. «Стопроцентное» жизнеподобие способ­ но перевесить многие аргументы. В самом деле, верен ли общий итог — наша производственно-бюрократическая машина способна сломать человека, в нее включенного (а почти все мы — государ­ ственные служащие в нашей стране)? Да. Верны ли детали быта, «службист- ские тонкости»? Да. Чего же еще? Такую логику не опровергнешь ничем кроме... как созданием на основе этих посылок прозаического текста. И тогда вдруг вы­ яснится, что чего-то в нем все равно бу­ дет не хватать, а чего-то — того, что, кажется, должно быть плотью реалисти­ ческой прозы,— будет излишек. Никакой аскетизм-лаконизм стиля не спасет, и за­ тянутыми покажутся мотивировочные, объясняющие пассажи, также избыточ­ ными станут целые эпизоды из жизни главного героя: все это будет вариантами внутри типового проекта. Своего рода привязка к конкретной местности, автор