Сибирские Огни № 006 - 1990

период действительно судьбоносных для страны решений. Разумеется, многое в нашей сегодняшней жизни задевает за живое. Но сколько же можно «из выс­ ших соображений» отучать писать и чи­ тать литературу? До каких пределов зашли мы в деле такого отучения, красноречиво говорит тот факт, что сегодня приходится уже напоминать о специфике искусства как средства образного постижения мира. Ведь и образ, и непредвзятый анализ так часто заменялись игрой в примеры! Тема художественности, на мой взгляд, мощно зазвучала в статье В. Камя- нова «Где тонко — там не рвется» («Но­ вый мир», 1989, № 8). Одна из основных ее идей — в том, что иго утилитаризма привело к частичному перерождению русской литературы, в которой почти не осталось места «поэтическому своево­ лию», «непредсказуемости», в конечном итоге — образу. Во всем хочется согла­ ситься с В. Камянозым, кроме одного: его противопоставление «серде ч н о й мысли» и «рацио» отчасти затушевывает суть вопроса. Не логика — главный враг литературы, а ее неуместное при­ менение. Все дело в том, какого уров­ ня мышление навязывалось русской литературе идеологическими догмами. Бурсацкая логика, верно подмечает В. Камянов. Но иссушающую духов­ ную диктатуру поддерживал и «образ» — бурсацкие же, или капральские, мечтания. Чем являются развенчи­ ваемые сегодня сталинско-брежнев­ ские мифы, как не плодами этакого «поэтического своеволия»? («5 в 4!», «План—закон», «Норма — 7 норм в сме­ ну»,— да логика тут и не ночевала!). То есть, в конечном счете, приходится го­ ворить об идеально удовлетворяющем интересам властей предержащих сниже­ нии общего уровня русской литературы, о насилии над ее природой, о замене сур­ рогатами, в которых роль поэзии игра­ ли одинаково обессердеченные стройно­ логическая схема и недоказуемый ка­ зенный миф. «Можно ли надеяться,— пишет В. Ка­ мянов,— что не за горами наша встреча с новинками прозы, к которым просто совестно подступаться с рассудочными мерками,— настолько эта проза «сама в себе» и не спешит объясняться шерша­ вым языком плаката либо трактата? Уместны ли вообще хлопоты о таком ис­ кусстве? Последний вопрос — из области' экологии культуры. При изобилии пове­ стей-хроник, романов на документаль­ ной основе, пространных деловых очер­ ков под жанровым обозначением «по­ весть», бойко-разговорчивых романов-эс­ се, мемуаров эпопейного размаха, у нас возник дефицит прозы, которая любит держаться обособленно, думает о своем и по-своему, не отнимая лавров у публи­ цистики». Боюсь, что последняя мысль В. Камя- нова покажется кое-кому из читателей странной: зачем, дескать, ратовать за какую-то отгороженную от реальности сегодняшнего дня прозу, зачем противо­ поставлять ее так любимой читателями фактологической литературе? Но все де­ ло в том, и мы опять об этом очень лег­ ко забываем, что художественная ли­ тература и документалистика один и тот же материал осваивают в принципе по- разному. И это не значит, что первая лжет. «...Во всем этом есть какая-то чу­ довищная ирония, и это действительно так, ведь факты превращаются в вымы­ сел, причем вымысел весьма низкопроб­ ный. И наоборот, истинный вымысел, ко­ торым мы теперь совершенно перестали интересоваться, приближает нас вплот­ ную к реальным фактам,— пишет в «За­ метках на полях» Дж. В. Пристли. — ...Будь я редактором американского жур­ нала... я бы посоветовал своему лондон­ скому корреспонденту не изучать опросы общественного мнения, не копаться в фактических материалах, а прочесть двадцать-тридцать последних романов, из которых он лучше узнает, чем живет современная Англия». Это написано 23 года назад и во всем актуально для нас, кроме одного: мы свою историю по большей части узнаем именно из романов, но вряд ли подобное находится в соответствии с пожелания­ ми Пристли. Поскольку эти сочинения (романы и даже пьесы) —.род адапти­ рованной документалистики, а не худо­ жественной прозы. Где читателю важен факт (исторические книги у нас не очень часты), а не вымысел. Вот молодой советский парламентарий веско сообщает: «Люблю Пикуля, Шат­ рова, Рыбакова, Ю. Семенова». («Лит. газета», 12 июля 1989 г.). Кто вам сказал, уважаемые журналь­ ные бойцы, что В. Пикуль и А. Рыбаков находятся по разные стороны баррика­ ды? Приведенное выше непредвзятое мнение читателя: он их ставит в один почетный ряд, они ему одинаково инте­ ресны. Добавим еще — одним и тем же интересны: читатель выуживает голую информацию, и даже политическая ок­ раска остается незамеченной. Сегодня появилась и новая волна фак­ тологии. Это — произведения, которые вскрывают «приписки» литературы за­ стойной эпохи: рисуют быт колонии для несовершеннолетних преступников («Од- лян, или воздух свободы» Л. Габышева — «Новый мир», 1989, №№ 6—7), армии («Стройбат» С. Каледина — «Новый мир», 1989, № 4). С одной стороны, это вполне нормально: новая тема всегда входит в литературу с текстами описа­ тельными и довольно шаблонными. На­ пряженное действие, колоритная атмос­ фера, романтический главный герой, другие персонажи — «продукты среды». Белых пятен — и в истории, и в дейст­ вительности — еще много. Поток подоб­ ных сочинений не иссякнет в обозримом будущем. Но нельзя не признать, что он меняет литературную ситуацию далеко не к лучшему. Если уж «Новый мир» публикует прозу — лицо журнала, руко­ водствуясь иной раз тем самым «диким тематическим критерием», то остается только руками развести... «Вдруг Хмызин остановился, взревел, распрямился и кинулся на Оршева, пы­ таясь перевести драку в борьбу, но Ор- шев ловко отпрянул и ударил Хмызина