Сибирские Огни № 006 - 1990

и многие работники управления, всего 23 человека, а также прокурор Новосибирской области Барков. Словом, в этой обстановке физическое воздействие на Соколинского исключалось, а путем простого допроса Компанистов не смог вынудить Соколинско­ го оговорить себя. И еще одно: если бы в 1939 году все еще существовали «тройки», Почкаю и Компа- нистову, видимо, удалось бы с помощью показаний Гоноровского, Александрова, Дружинина, с помощью пэозного акта Хи- самутдинова подвести Соколинского под расстрел. Но в марте 1939 года «троек» уже не было, их ликвидировали, и дело Соко­ линского пошло на рассмотрение Военного трибунала ЗапсибВО. Однако Военный трибунал —не «тройка»! Он рассмотрел дело в судебном заседании 29 мая 1939 года с выездом в город Сталинск, допросил подсудимого и—уди­ вительное дело! — не поверил материалам Сталинского горотдела НКВД. Ну, в самом деле, Почкай, допрашивая Михаила Токарева, подчиненного Соколин­ ского, записал в протокол такое «призна­ ние»: «Я передавал Соколинскому шпион­ ские сведения —схемы коммутации и дан­ ные о работе подстанции». Почкай как-то не подумал, что все это начисто лишено смысла: такого рода сведения не являются секретными для Соколинского, в силу зани­ маемой им должности он обязан был знать и работу Осиновской подстанции, и схему коммутации лучше, чем зйал об этом рядо­ вой электрик Михаил Токарев. Словом, в ходе судебного разбирательст­ ва обвинение Соколинского в шпионаже и диверсиях было снято, суд в этой части де­ ло прекратил и Соколинского оправдал, но признал его виновным в халатном отноше­ нии к служебным обязанностям и пригово­ рил на основании ст. 109 УК РСФСР к 8 годам лишения свободы. Теперь вспомним, что Компанистов, выно­ ся заключение по результатам проверки жа­ лобы Дружинина, утверждал, будто вина Дружинина доказана показаниями обвиняе­ мого Соколинского. Вот и выходит, что Компанистов покри­ вил душой, во имя ложно понятых «высших интересов» вынес ложное заключение — заведомо ведь знал, что Соколинский за со­ бой никакой вины не признал, да и суд его в этой части оправдал, но своей частной ложью Компанистов прикрыл всю ту боль­ шую ложь, всю ту большую фальсифика­ цию, на которых Почкай выстроил обвине­ ние Халецкого, Соколова, Тарасюка и дру­ гих осужденных. Да и то сказать —разве возможно было раскрыть в 1939 году всю правду о безза­ кониях двух предыдущих лет? X Почкай и работники его отделения, види­ мо, не предполагали, что может настать день, когда лавина массовых арестов обор­ вется, иссякнет. Сужу об этом по тому, что «на потом», «на завтра» и даже «на после­ завтра» были оставлены Почкаем многие люди: показания на них были получены, а аресты отложены. В ходе расследования я столкнулся вот с такими вопиющими фак­ тами: В. С. Тарасюк, зав. электрооборудовани­ ем рельсобалочного цеха, на допросе 20 ав­ густа 1937 года (добавлю —в самом кон­ це следствия, за пять дней до решения «тройки» по этому делу) заявил, что он предложил проводить диверсионную работу в машинном зале рельсобалочного цеха Тимофею Платоновичу Паринову, тогдашне­ му старшему дежурному машинного зала, и что Паринов вызвал «целый ряд аварий в 1935—1937 гг.» На том же допросе 20 августа 1937 года Тарасюк показал, что привлек к диверсион­ ной работе еще одного электрика — Нико­ лая Ивановича Зубарева и что Зубарев по его заданию совершил опять же «целый ряд диверсий». При первом знакомстве с делом я поду­ мал, что Почкай «замел» и Паринова, и Зубарева в 1937 или в 1938 году, как это он сделал с сотнями других людей, прошед­ ших по показаниям Халецкого и его одно- дельцев. Я попытался найти те дела, по ко­ торым судили Паринова и Зубарева, но сведений об их аресте не оказалось. Тогда я на всякий случай проверил их через ад­ ресный стол. Каково же было мое изумле­ ние—ни тот, ни другой арестованы не бы­ ли, оказались живы-здоровы. 28 октября 1954 года ко мне на допрос явился Тимофей Платонович Паринов собст­ венной персоной, он так и работал все эти годы в рельсобалочном цехе КМК старшим дежурным машинного зала, Соколова и Та­ расюка помнил отчетливо и говорил о них, об их отношении к делу, об авариях в цехе с полным знанием дела. Аварию на агрегате «Ильгнера» Паринов, по его словам, допустил всего одну, 30 де­ кабря 1937 года —обратите внимание на дату, ни Тарасюк, ни Соколов, ни Халец- кий об этой аварии знать не могли, их рас­ стреляли еще в сентябре. Паринов, разря­ жая шины, заземленной штангой по собст­ венной оплошности коснулся линии в 6 тыс. вольт, которая была под напряжением. Произошла вспышка, изоляторы перекрыло вольтовой дугой, Паринова обожгло: обго­ рели волосы и брови, он временно ослеп... Я раскрыл том, показал те строчки из протокола Тарасюка, где речь шла о дивер­ сиях. Паринов недоуменно покачал головой — зачем же он соврал? Ну какой такой «це­ лый ряд диверсий»? Одна всего и была авария за 30 лет работы... Меня за нее тог­ да же и уволили, только через год обратно взяли. Он подписал протокол и ушел, так, ви­ димо, и не поняв, чем могли обернуться для него в 1937 году эти несколько строчек, записанных Почкаем в показаниях Тарасю­ ка... Для допроса Зубарева мне пришлось съездить в дальний шорский поселок Мыс­ ки. Это было 2 ноября, шел густой снег; черная, еще не ставшая на зиму Томь едва просматривалась слева от шоссе, змеилась, то приближаясь к самому асфальту, то от­ бегая к обрывистым скалам на той сторо­ не... Николай Зубарев работал директором Мысковской автобазы. Отец его, Иван Зу­ барев, еще в 1942 году погиб на Ленинград­ ском фронте, сам Николай Иванович, ком