Сибирские Огни № 005 - 1990
В одну из ночей он был изнасилован сокамерниками, а когда он сделал попытку пожаловаться, был зверски избит и изнасилован снова. Дважды он пытался покончить жизнь самоубийством, но дваж ды его «спасали». После второго раза его освидетельствовал психиатр и признал абсолютно здоровым. А у него была маленькая надежда — попасть в психушку. Когда она рухнула, Анатолию стало абсо лютно все равно. После избиения, когда его, завернутого в одеяло, били чем-то тяжелым по голове, у него начались провалы в памяти. Он тупо реагировал на брань, тычки и оплеухи. И только когда Колюня, бандюга и садист, зловеще лыбясь, начинал спрашивать: «Почему Толяна такая грустная, она уже не любит меня?» — что-то обрывалось у него внутри, казалось, он попал в бездонную воздуш ную яму и все его внутренности поднимались к горлу. Перед судом двое суток Анатолий пробыл в одиночной камере. И это время относительного покоя он воспринимал почти как бла женство. Всего дважды приходила женщина-адвокат, но Анатолий ей чем-то не понравился, и она недолго мучила его вопросами. Он ей был благодарен за это. Анатолий все больше укреплялся в мысли, что надо уйти из жизни. Надо дождаться удобного случая и уйти. Эта мысль не покидала его. Почти каждую ночь он делал попытки по кончить с собой, но все никак не получалось. Однажды ему присни лось, что он сунул голову между ДЕумя вращающимися валами, но в тот момент, когда череп его должен был быть с треском раздавлен, Анатолий, охваченный ужасом, проснулся. При этом он ощутил огромную радость, что это был только сон и он живой и может обонять пусть даже мерзкие запахи камеры, ви деть ее грязные стены, мучиться, но все понимать и чувствовать. Целый день он был в приподнятом настроении. Коридорный, принесший ему в обед кисляк, подозрительно принюхался: «Не планчику ли урка хватанул?» Но на следующий день после этого случая душевное состояние Анатолия резко ухудшилось. На суд его везли полностью заторможенного. Он двигался и действовал, как несложный и бесчувственный автомат. Сидящие в зале виделись ему неясно, как сквозь дымку. Он не различал черт лица, не пытался узнать знакомых. На вопросы отвечал коротко и безразлично. В том месте, где он, отвечая на вопрос прокурора, рассказывал о спящих детях, с какой-то женщиной из зала случилась истерика. Она рыдала высоким голосом, взвизгивала и что-то выкрикивала в адрес Анатолия, но он не разбирал слова. Правда, в тот момент на него нашло просветление. Он как-то вдруг ясно понял, что никто в этом мире никому не нужен и никто никого не может спасти. Среди сидящих Анатолий узнал Кромова, попытался улыбнуться ему и увидел, как тот нахмурился. Женщину вывели из зала, и суд продолжил свою работу. И снова зал в глазах Анатолия начал расплываться в дымке. Снова он механически-монотонно отвечал на вопросы. Но даже соб ственный голос Анатолий слышал приглушенно, словно через вату... Потом народ стал лениво подниматься со своих мест. Конвой ный надел на Анатолия наручники, и он понял, что на сегодня все закончено. Анатолий еще раз посмотрел в зал, чтобы увидеть Кромова, но на этот раз дымка не исчезла, и он не смог среди расплывчатых си луэтов различить его лица. Постучавшись, в дом вошли три женщины и представились, что они от педагогической общественности. Людмила пригласила йх в комнату.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2