Сибирские Огни № 005 - 1990
— Молодец, девочка, помощница, — шепотом сказала Людми ла, и тут взгляд ее упал на ночной горшок. Он был выдвинут из-под кровати с Мишкиной стороны, голубел пузатым боком. Наверное, ничто в жизни не могло в этот момент Людмилу так глубоко тронуть, как этот предупредительно выдвинутый горшок. И никого в жизни она так не любила, как эту тонкорукую, курносую де вочку, с жиденькой свалявшейся косичкой, заплетенной, может быть, еще ее родной матерью. Людмиле хотелось броситься к ней, взять ее на руки и притиснуть к груди, но она лишь сделала еще два осторож ных шага, постояла над детьми и также тихо вышла, неслышно при крыв за собой дверь. Степан постелил на диване и лежал лицом к стене. Людмила ви дела, что он не спит, но не стала с ним разговаривать, молча легла рядом. Диван был узкий и жесткий, и лежать на нем было неудобно. Людмиле через дверь была видна другая — широкая, еще недавно счастливая, а теперь холодная и мертвая — постель. Она старалась не смотреть в ту сторону, но ее притягивало, словно магнитом. Люд мила встала и закрыла дверь в спальню. И сразу почувствовала себя легче, и комната стала напоминать общежитие. Все, что в ней стояло, было куплено без любви, без выбора, по случаю и по крайней необхо димости. Да и предметов было скудновато, даже, пожалуй, меньше, чем в ее общежитском закутке. Обеденный стол, покрытый скатертью, четыре стула вокруг него и два у стены, телевизор на тумбочке, еще одна тумбочка с инвентарным номером, возможно, собственность школьного интерната. Над ней — грубо сколоченная полка с книга ми, и еще вот диван... Степан лежал так тихо, что, казалось, не дышал. «Совсем при тих, — думала она о нем с неприязнью, — тут не знаешь, что де лать, а он лежит, губы надувает. Ни подсказать некому, ни посове товать». Противоречивые чувства обуревали Людмилу. Когда Степан спросил, как им быть дальше, она ответила, что надо жить. Но как жить? Это только в кино одни добрые люди и все друг другу помо гают, прямо переживают от нетерпения, как бы друг другу скорей помочь. А как в самом деле — Людмила знает. Нахлебалась челове ческой доброты, аж до блевотины. Куда ни кинь — везде клин. Для человека все, а для нее ничего. Если что задумал, надо держать в тайне и поменьше об этом болтать. Людям до этих ребятишек дела нет, им лишь бы они глаза не мозолили. И чем меньше хлопот, тем лучше. Никто не будет доис киваться, кто они им, какая родня, хоть десятая вода на киселе. Осо бенно здесь. Сестра? Сестра... Попова? Попова... Ну как же иначе, раз по телеграмме прилетела? Прислюнят печать — и привет. Оформит она на детей опекунство, соберет ребячье барахлишко и ноги в руки. Но куда? Не в общагу же? И еще Степан... Что делать со Степаном? Говорить, не говорить. Еще предаст, не по злу, так по глупости. Нет, все она должна держать в себе и знать одна. «Правда, если деды уз нают, будет переполоху. А, может, их и в живых-то нет. Не попле лась бы, поди, Надежда при своих обстоятельствах в эту дыру при живых родителях. А если все-таки живы?» Людмиле стало жаль Надеждиных стариков. Она хотела о них не думать, отмахнуть ся. Но почему-то именно на стариках и застопорило, никак она не могла через них перешагнуть. И вдруг ее осенило: «Надо узнать их адрес и отсюда — прямо к ним. Рассказать, успокоить, как сможет, а потом предложить свои услуги: «Вам, в ваших годах, тяжеловато, так вот мы со Степаном...» А, может быть, и жилплощадь у них не маленькая. Например, трехкомнатная квартира. Тогда все проблемы снимаются»,— Людмила так обрадовалась, что хотела тут же расска зать обо всем Степану, но решила повременить до утра. Мечты, одна радужнее другой, продолжали роиться у нее д голове. То она пред- 80
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2