Сибирские Огни № 005 - 1990
Они остались на кухне вдвоем, продолжая молчать, и это было очень тягостно: сердиться друг на друга, когда в другой комнате страдали дети, пусть не родные, не свои, но уже и не чужие. — Я тоже пойду, — буркнул Степан и вышел. Ему очень хо телось взглянуть, что там делают эти маленькие, но такие сложные и обидчивые существа, к которым он уже начинал привязываться, но которые по-прежнему пугали его. Но дверь в детскую комнату была закрыта. Он на цыпочках подкрался к ней, приложил ухо и чутко прислушался. — Разговаривают, — сказал он радостно. Он через дверь не мог разобрать, о чем они говорят, да ему это было совсем неважно. Сам факт, что дети, находясь одни в комнате, не плакали, не бесились, не кидались подушками, а именно разговаривали, привел Степана в изумление. И, уже сидя в комнате на диване, обижаясь на Людмилу, тер заясь и мучаясь от своей слабости и нерешительности, он вдруг вспо минал тихие детские голоса за дверью, и в душе поднималась безот четная радость. — Разговаривают, — повторял он время от времени и значи тельно поднимал кверху палец, лицо его расплывалось в глуповатой улыбке. В эти минуты его можно было принять или за пьяного, или за человека, у которого не все дома. ...Людмила быстро вымыла посуду и присела передохнуть. Уже почти сутки они были в поселке, уже прошла ночь и кончался день, но по-прежнему ровный и щедрый свет проливало солнце на эту се верную землю, и, выбитая из привычного ритма, Людмила плохо ориентировалась во времени, и казалось, что не сутки, а бесконечно долгое время она находится в состоянии душевного смятения. Но, хо тя она и чувствовала резь в глазах и тяжесть в затылке, голова у нее была свежей, мысль работала четко, и спать не хотелось. Утром дети пробыли дома не долго, они снова ушли к соседям, видно, там им было привычней и спокойней. Людмила даже была рада этому. Она послала Степана в магазин, чтобы он купил хлеба и каких-нибудь продуктов, а сама решила хоть немного освоиться в чу жом доме. Она вытерла пыль, протерла пол, перестелила постели ре бятишкам, нашла им для смены одежду и белье. Когда Людмила сти рала с книг пыль, увидела в книжном шкафу семейный альбом, и сердце у нее вздрогнуло. Она придавила тесненый переплет ладонью, стала лихорадочно вспоминать, что же ей рассказывала Надежда о своих родственниках, о дедах, о бабках, но ничего не могла вспом нить. Может быть, и был какой разговор мимоходом, но разве она могла предположить... пропускала мимо ушей. Про мужа Надежда рассказывала очень подробно, а про остальных родичей... Ну, конеч но, должны быть родственники. Почему их должно не быть? И какая уж она такая распрекрасная, что ей отдадут детей? Да она — мошен ница. И уж если быть совсем честной перед собой, то не только де тям хотела она помочь, но и себе урвать счастья. От их несчастья! Она просто самозванка. Ее вызвали сюда по ошибке, и она сразу должна была об этом объявить. Она сейчас же должна пойти к это му, как его, Кромову, и рассказать ему, что не сестра она Надежде, что она совсем не та Попова, что Степан ей не муж. И вообще, для того, чтобы им доверить детей, они мало подходят. Им самих себя нельзя доверять. Есть у них по углу в рабочих общежитиях, это все, что они сумели сколотить за свою не так уж короткую трудовую жизнь. Это о чем говорит? Это говорило так много, что Людмила лишь усмехнулась. Как могло ей прийти в голову взять к себе этих ребятишек? Что она им может дать? Степан оказался честнее и ум нее ее. Он переживает, сомневается. Откуда же у нее такая уверен ность? И чем больше Людмила думала об этом, тем больше убежда лась, какая она эгоистка, какая плохая, нечестная баба.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2