Сибирские Огни № 005 - 1990

та из нашего класса сразу же бросили школу, ушли работать в обо­ ронку — на военные заводы. Я заканчивал школу в 42 году. Мы, од­ новременно с общеобразовательными предметами, изучали военные специальности, учились владеть оружием, военной техникой — вож дение автомобилей осваивали и т. д. В 1942 году я ушел на фронт. На то, что происходило на фрон­ те, я, конечно, смотрел через свою маленькую амбразурку, данную мне. В необходимости личной жертвы ради победы никаких сомне­ ний ни у меня, ни у моих товарищей не возникало. Эмоционально мы были готовы к любой личной жертве — только бы победить, только бы спасти попираемую врагами Родину. Во время войны в этом от­ ношении я, как и большинство моих сверстников, был фаталистом. — С какими частями вы уходили на фронт из Новосибирска? — Я был зачислен в Сибирскую дивизию. Потом под Сталингра­ дом у меня была контузия и я оказался в госпитале в Омске. После госпиталя меня определили на очень короткие курсы в Омское воен­ ное училище. Дальнейшая судьба была связана с 17-й воздушной ар­ мией — воевал я в зенитной артиллерии. Это был 3-й Украинский фронт, Степной... Тот фатализм, о котором я говорил, готовность к самопожертво­ ванию, для нас были безусловными. — Тогда, видимо, все были фаталистами? — Не думаю, что все. Были более старшие и более младшие по­ коления. И среди этих старших поколений встречались люди (среди моих сверстников их было значительно меньше), которые проявляли элементы карьеризма, стремились занять выгодное положение, ока­ заться в выигрышной должности. Ведь во время войны тоже все было — проявлялись и эгоистические интересы, и трусость. Мой пласт, ро­ весники моего уровня — мы не были в чинах — держались далеко от каких-либо корыстных помыслов. Те люди, в окружении которых я находился, в своем подавляющем большинстве воевали на уровне гражданского фанатизма. — Беспредельная преданность идее, никаких сомнений ни в чем не было? — Именно так. Причем за этим стояла духовность предшест­ вующих поколений. Когда я осенью 42 года уходил на фронт, то я знал, что мой дед по матери Федор Дмитриевич Кузнецов (он был старым сибирским партизаном), мой отец — это люди с глубокой внутренней духовностью. И когда они меня провожали, то я как бы от всей семьи эту духовную нить взял и она естественно пошла со мной. Эта нить духовности была не просто современным этапом в вос­ питании. Нет. Она была продолжением того, что было в нашей старой сибирской семье. Это была естественная, очень глубокая духовная целеустремленность. — Вы и ваши товарищи были комсомольцами? — Мне кажется, что и я и мои товарищи по комсомолу сочетали в себе, с одной стороны, внешние, казалось бы лозунговые, элементы, но, с другой стороны, под этими лозунгами все-таки лежал очень большой человеческий духовный базис. Я бы даже так сказал: ком­ сомол и в ту пору имел эдакую надстройку в виде лозунгов, значков и т. д. Но внутри ребята-комсомольцы, конечно, были более глубокие. Мы могли с полудетским энтузиазмом получать, скажем, значок «Ворошиловский стрелок» или «ОСОАВИАХИМ». Однако через ме­ сяц нам пришлось стоять насмерть у орудий. Ребята, которые учи­ лись со мной в одной школе, но на год раньше, в большинстве своем были призваны в Томское артиллерийское училище (ТАУ). А через год, когда я оканчивал школу, многих из этих ребят уже не было в живых, они почти все были мертвыми. Была, конечно, и у нас ком­ сомольская наивность. Но когда пришлось один на один столкнуться со смертью, то эта кажущаяся наивность оказалась далеко не наив­ ностью. За нею жила сущность души. Но как разглядеть эту . сущ