Сибирские Огни № 005 - 1990

разу. Вот лечу, лечу и зацепиться не за что, и кажется мне, что совсем не в ту сторону. Ну я — баба, а ты-то куда летишь? Степан заерзал в кресле, будто ему стало вдруг тесно или не­ удобно. А потом надолго затих. Знаешь, Люда, ты такие вопросы задаешь, прямо как наша воспитательница в общаге: «Зачем вы, Степан Васильевич, живете?» Яу была бы молоденькая, а то уже на пенсии, учительница с выс­ шим образованием. Я ей говорю: «Чтобы кушать, Светлана Нико- лаевна». «А еще?» Думаю, издевается, что ли, мальчика нашла. «Чтобы какать, говорю». Хоть бы улыбнулась. А потому, что не смешно. Человек тебя всерьез спрашивает, ты дурака ломаешь. Она же тебя как старшего товарища, может быть спрашивала. — Так она старше меня. — Ну и что,^может, она в младших классах преподавала и жизни не знает. Каждый год одно и то же талдычит: «Мы — не рабы, рабы не мы».^ Тут любой свихнется. А поработала в вашей общаге и за­ хотелось ей узнать, зачем вы там живете. Вот и решила у тебя, как у рабочего класса, спросить. Рабочий класс, он же все знает. Вот спро­ си у меня. — Ты что-то, я гляжу, развеселилась. — Я без шуток. Мы родились, а стало быть, живем, чтобы сказку сделать былью. Вот так, мой дружок. Я как-то пришла на профсоюзное собрание и с места говорю, без издевки, так спокойно: «Кто вернет нам ту сказку, которую мы уже сделали былью?» А председатель наш, Лобов, и мужик вроде как ничего, когда спит, особенно, сразу под свой авторитет подкоп увидел. Вы, говорит, По­ пова, научитесь вести себя на собраниях, а потом уж... Для него, видишь ли, весь смысл жизни в том, чтобы все умели вести себя на собраниях. А я встала и говорю: «А пошел ты...» И покинула соб­ рание. Так он потом у меня месячную премию снял. Надавил на бри­ гадира — и сняли. Да и премия-то была не то двенадцать, не то пятнадцать рублей. У нас всегда почему-то премия получается ров­ но на бутылку, но я и без их премии тогда выпила. Вот тебе и «зачем ты живешь?» Всем надо знать. — Людмила сказала это раз­ драженно и сердито посмотрела на Степана, будто он был в чем-то виноват. — А ты-то хоть знаешь? — Ни боже мой. Вот мать моя, кажется, знала. — И какая же у нее была цель? — Выжить. Ну и меня поддержать, чтобы я выжил. Ну а я, как видишь, не оправдал надежды. Сам-то, конечно, выжил, а дальше... — Сколько ж мы выживать-то будем, когда же жить-то начнем? Да и не выжили мы с тобой, Степан, никак не выжили. Вот Надь­ ка моя, другое дело. У нее не семеро по лавкам, но двое или трое, точно не знаю. Мы ведь с ней и не роднились, считай. Это чтобы ты знал. Если честно, так и не любила я ее. Да и она меня не шибко жаловала. Я-то, наверное, завидовала. А почему она, да­ же и не пойму. Как говорят, не сошлись характером. Ну так вот, она выжила и за себя, и за нас поработала, да ей и еще не поздно. Вот родит пятерых, и нас с тобой вроде оправдала. И мы не зря белый свет коптили. — Да мы и сами могли бы еще попробовать. А что? — Степан сказал это шутливым тоном, но Людмила почувствовала, как это важно для него, и ее больно кольнуло. Она знала, что ее поезд не только уже ушел, но и рельсы разобрали. — Ты, наверное, Степа, чего-то перепутал, ты подумал, что я в женском монастыре жила, а не в общаге, только и делала, что тебя ждала. Когда это появится на горизонте ясный сокол, Степан Василь­ евич? Опомнилась кума, когда пятница прошла. Да и где это ты со­ бираешься детей заводить, не в наших ли курятниках? Ну, уволь, — сказала она зло и вызывающе.