Сибирские Огни № 005 - 1990
немецких военачальников и почему Ж уков все ж е одерживал над ними победы, хотя, скажем, Клейст в 1914 закончил военную академию и получил звание капитана, а Ж уков в 1915 году «только надел солдат скую форму»? Почему акт о капитуляции подписывал не кто-нибудь, а фельдмаршал Вильгельм Кейтель? И на многие другие «почему» дается ответ в произведении. Тем самым читателю предоставляется возм ож ность ознакомиться с потаенными пружина ми раскручивающегося маховика войны. Во всех этих подробностях — точность и дос товерность ф акта, что и д ает возможность снять с событий военных лет разного рода пропагандистские мифы: правда и только правда, говорящ ая сама за себя. И в то же время перед нами материал, осмысленный не историком-ученым, а писателем, увлечен ным главным героем, умонастроениями лю дей, характерами. При всей огромной симпатии к личности Ж укова писатель не страшится ознакомить нас и с доносом Ж укова, написанным им на подполковника А. И. Егорова. Э тот штрих в развернутом портрете пол ководца, из которого, в общем-то, как и из других исторических деятелей, сумели сде л ать икону,— пожалуй, ярчайшее свиде тельство того, что и Георгий, которому вы пала позже великая миссия Победоносца, был сыном своего времени, что и на него, «занесенного в святцы», действовали «флю иды» страха, репрессий, как и на других смертных. «М ож ет быть, сработал инстинкт самосохранения? Подумал так: рассказал как-то Ж уков о выступлении Егорова Тю- леневу. А теперь спохватился: вдруг Тюле- нев сообщит об этом куда следует?» Такую версию мотивов написания Жуковым доно са выдвигает В. Карпов. И подкрепляет предположение о его фиктивности датой написания — более поздней, чем расстрел Е горова. И все ж е донос был. Репрессивная машина не прекращ ала пе ремалывание кадровых военных и тогда, когда начались боевые действия. Как бы прислушиваясь к ее зловещему гудению, В. Карпов целые главы своего документаль ного исследования посвящ ает истреблению командиров Красной Армии, делам Т у ха чевского, П авлова. Наверное, самый страшный момент во всей репрессивной бойне, замеченный имен но В. Карповым,— это размышления о реп рессиях во время войны. Если довоенные репрессии были вызваны иррациональным страхом Сталина перед растущей мощью армии, то в репрессиях военных лет содер ж алась ж уткая «ж елезн ая» логика. «Р а с чет, конечно, был у Сталина... Об этом сви детельствуют не только расстрел «виновни ков», но и организованная фальсификация, подтасовка фактов, направленные на то, чтобы скомпрометировать расстрелянных. П оказать их такими, чтобы они не вы зы ва ли сожаления, чтобы настигшая их кара выглядела заслуженной». Короче говоря, расстреливали, чтобы повысить боевой дух... Один из самых драматических эпизодов — объемное, многомерное воспроизведение мо мента вторжения фашистских полчищ в пределы России. И по ту, и по эту сторону «Рубикона». В згляд автора охваты вает со бытия, происходящие и на границе, и в Кремле, противоборствующие войска и верхние эшелоны власти. Кто что делал, кто что говорил,— все это передано со скру пулезной точностью, будь ли это указания Гитлера или унизительный разговор нарко ма иностранных дел Молотова с немецким послом фон Шуленбургом, одним махом подводящий итог длительному заигрыванию с фашистской диктатурой: война! Не менее важно, пожалуй, что в воспро изведении этого поворотного момента пере даны человеческие чувства и страсти. Смя тение и растерянность Сталина, решимость Ж укова, настроения и действия героев или трусов, сраж авшихся на передовой. Много цветная гамма помыслов и чувств участни ков начала одной из величайших драм на шего столетня — она воспроизведена с точ ностью летописца и с сопереживанием со отечественника, самого бывшего участником тех ж е событий. И сколь пронзительны п а раллели начала наполеоновского нашествия и начала Великой Отечественной войны! «24 июня, характеризуя боевые действия на разных участках, Гальдер сделал такую запись: «Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейдане» (Историческая справка: Н апо леон взял Вильнюс и К аунас тож е 24 июня). По ассоциации с исторической параллелью Гальдера я вспомнил запись о первом дне войны одного из сподвижников Наполеона, Дедедема. Он писал в своих мемуарах: «Я приблизился к группе генералов, при надлежавших к главной квартире импера тора. Среди них царило мертвое молчание, походившее на мрачное отчаяние. Я позво лил себе сказать какую-то шутку, но гене рал Коленкур сказал мне: «Здесь не смеют ся, это великий день». Вместе с тем он ука зал рукой на правый берег, как бы ж елая прибавить: «Т ам наша могила». После поражения в войне многие гитле ровские генералы писали, что у них было такое ж е предчувствие. Один из них даж е записал в день начала вторжения: «Это начало нашей гибели». В от так, прослеживая противоборство идей, столкновение человеческих судеб, ис торических личностей, не греша против ис тины д аж е если она «не красит», и создает В. Карпов свою литературную мозаику. Так и складывается из филигранно подог нанных один к одному сколков-«кирпичи- ков» ушедших времен подвижная, динамич ная, наполненная человеческими страстями и переживаниями эпическая картина тех лет. Ю. ГОРБАЧЕВ Николай Ф е д о с е е в . Цветы командиру. Рассказы и очерки. Новосибирское кн. изд-во, 1988. Непростую задачу поставил перед собой Н. Федосеев — показать жизнь современ ной армии во всех ее ракурсах, рассказать о людях, которые «самим фактом своего существования, совершенствования боево го мастерства, крепостью морального духа, мощью оружия» охраняют мирный труд своей страны. Отмечая в предисловии, что в основе рассказов леж ат впечатления от встреч с воинами, ставшими героями кор респонденций, заметок и зарисовок, соста-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2