Сибирские Огни № 005 - 1990
Только .кара,сьст ^ е л е поддаэалея «грязевой провокации*,. Сколько ни мутишь воду, а он не поднимается на поверхность. Вообще, это уникальная рыба. То, что он хорош на сковороде, в сметане, да и в ухе тоже,— это общепризнанно и не нуждается в допол нительных доказательствах. Речь идет о его живучести. Бывало, с вечера наловишь ка расей, оставишь неочищенными, а утром — они еще все живые, причем находились без воды. Помню такой случай: студентом, после четвертого курса проходил я сборы в воен ных лагерях в районе станции Поспелиха на Алтае. Перед нами поставили задачу: вы рыть укрытия для ВАРЭМ — ремонтной мастерской на шасси автомобиля. Подобрали мы ложбину с сырым грунтом и начали копать. После снятия небольшого слоя — фанта стика! Вместе с грязью полетели из-под лопаты караси — свежие, живые. Живуч карась! Сейчас почти все озера, которые мы многократно в детстве процеживали через свой немудрячий неводишко, уже пересохли, и никакой рыбы нет в помине. А жаль! С исчез новением всего того, что связано с детством, что-то невероятное уходит из души, ты ли шаешься частицы самого себя, своей сущности, причем лишаешься безвозвратно, на всегда. В этом смысле каждый очередной приезд сопровождается болью новых утрат. Тяжело было пережить, когда не стало родительского дома, в котором родился и вырос, который вместе с отцом перестраивал, когда спилили могучую березу, посаженную то бой в пятом классе. Или вот кому-то в голову пришла мысль перепахать Волчиху, где росли многие редкостные травы — дикий лук, прозванный нами вышвиком, какао, гор ные колючие луковицы, сочные и терпкие, полевые огурцы. А сколько там было всевоз можных цветов! В хозяйственный оборот эта земля так и не была включена, да чего там включать — несколько гектаров, а вот растения эти, цветы исчезли навсегда. Так что у тех, кто сейчас бегает босиком по моей деревне, представления о растительном мире су жены на число исчезнувших по воле человека растений. Напрочь перестала существовать Паниха — роща не роща, и лесом не назовешь, в общем заросли кустарников и деревьев довольно необычного сочетания — боярышник, калина, смородина, шиповник; собачник (не знаю, как называется по-научному этот ку старник, имевший обильное плодоношение), крушина, ягоды которой мы использовали для изготовления чернил (в банку с водой закладывались ягоды, добавлялось ржавое железо и отстаивалось, после определенной выдержки получались грязно-зеленые чер нила, которыми мы и пользовались), волчьи ягоды, черемуха, шиповник, бузина. Да все го и не перечислить. Все это было в изобилии переплетено хмелем. Хмель считался добычей не менее ценной, чем ягоды, так как без него нельзя было приготовить дрожжи, квас, брагу, и ро дители всячески поощряли его поиск и отмечали удачу. Много было ежевики, костяники, на полянках — клубники. Райским уголком была для нас Паниха. Недалеко от деревни, обильная всевозможными лакомствами, она не ка залась отпугивающей, по тогдашним представлениям, было в ней что-то от декорации, как из добрых сказок. Окаймляли эту Паниху с одной стороны Ануй, с крутыми берега ми его основного русла, с другой — цепь озер, в которых мы и ловили карасей. Сейчас нет Панихи, там пасутся коровы, нет озер — на их месте только лог. Унылая безотрад ная картина. Рыбачили мы и удочками, но как-то большой популярностью эта рыбалка у нас не пользовалась. Наверное, потому, что с раннего детства научить основательно заниматься этим делом было некому (отец настолько всегда был занят или на работе, или в домашнем хозяйстве, что не мог себе этого позволить, среди соседей и родствен ников также классных удильщиков не было), а кроме того, совершенно не было сна стей. Может быть, они и были в магазине, да не на что было купить. Как и все в своем обиходе, снасти мастерили сами. Крючки изготавливали из иголок, если у матери во время шитья отламывалось игольное ушко, другого исходного материа ла для крючков не было. Нагревали иголку на костре до пластичного состояния и гнули крючок нужной формы. Он страдал существенным недостатком — не было язычка, пре дохраняющего червяка от сползания. Но уж тут ничего не поделаешь, приходилось ми риться, тем более уж чего-чего, а червей-то у нас было в изобилии. Дальше — леска. Ни о каком капроне мы и слыхом не слыхивали. Исходный материал для лески, или, как мы ее называли, «волоски», был конский волос — отсюда и название. Где бы и когда бы мы ни оказывались вблизи с лошадью, старались выдернуть из хвоста хоть несколько воло син, впрок, про запас. Волос в нашем обиходе шел как свободно конвертируемая валю та. На него можно было выменять бабки, крючки, грузила, перья и другие ценности, а то и денежную мелочь. Особенно ценился светлый волос, так как являлся большой ред костью и в отличие от черного не так заметен был для рыбы. Соединялись по две-три во
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2