Сибирские Огни № 005 - 1990

других краях, да и к детству моего дразнителя, не давала покоя. Однажды я попал к нему на огород — он похвалился своим урожаем, и как только я увидел такое богатст­ во, решил — а чем хуже дыни и арбузы горьковских яблок? Следующей же ночью мы совершили налет и потом еще несколько раз. Вообще эти экспедиции большого смысла не имели, так как мы не могли всего съесть, да и дома, хоть и похуже, но росло то же самое. Поэтому с утра была забота— кому раздать добычу. Бывали мы и в других огородах. Кроме овощей, нас интересовал мак, так же обиль­ но произраставший и хорошо плодоносивший в наших краях. Его сеяли и грядками, и просто рассеивали по огороду, особенно по картошке. Как я уже говорил, какого-то резона во всех этих делах не было, нас толкало без­ делье и желание пережить ощущение азарта, риска, захватывающего дух волнения, дать выход неизрасходованной энергии. Самое печальное, что мы не считали это безнравст­ венным. Вот я и думаю, что, осуждая нынешнюю молодежь, мы, во-первых, забываем, какими были сами, и, во-вторых, и это главное — мало заботимся о том, чтобы эту вы­ плескивающуюся через край энергию молодых людей использовать в «мирных» целях, направить в созидательное русло. Или вот такая, с позволения сказать, «забава». У нас много росло тыкв. Это весьма полезные овощи, не требующие большого ухода и представляющие собой материал для прекрасных блюд в руках умелой хозяйки и корм для скота. Вырастали тыквы крупные, всевозможных цветовых оттенков, на один двор по нескольку сот штук. Осенью, до морозов, прежде чем убрать на зиму в подполье или в погреб, их складывали штабелем у завалинки солнечной стороны дома— для дозрева­ ния. Ночью мы выбирали какой-нибудь дом, где нет собаки, и перетаскивали эти самые тыквы в погреб к соседке. Все полностью. А утром, чуть свет, накануне вечером попро­ сив мать, чтобы разбудила отогнать коров в стадо, уже смотрели, спрятавшись за плет­ нем, когда начнется «концерт». С каким вожделением мы переживаем момент, когда хо­ зяйка, возвращаясь после отгона коровы пастуху, видит, что тыкв у дома нет. Вчера ве­ чером были, а сегодня нет! Первым делом она крестится, озирается, обегает вокруг дома, мечется, ничего не понимая, потом, замечая протоптанный след (а мы нарочно стара­ лись, чтобы он был хорошо виден), идет по нему и приходит к соседнему погребу. Вот тут и начинается. Чего только не услышишь! И такая ты, и растакая, и всю жизнь-то ты воровала, и пошло, и поехало. А нам, конечно, весело — и даже очень. А в сущности — это чистейшей воды хулиганство. РЕКА АНУИ В НАШЕЙ ЖИЗНИ Скатываясь с гор в двенадцати километрах от нас, Ануй приобретает уже признаки равнинной реки, но в отдельных местах течение его стремительно, встречаются перекаты, которые без всяких натяжек могут быть отнесены к горным потокам. Русло его не по­ стоянно, пойма очень широка, со следами старых русел, старицами, превратившимися в озера, болота, а то и в полностью высохшие котлованы. Во всякий свой приезд на родину, первым делом — на реку. С каким умилением и теплой грустью осматриваешь родные места! Упадешь лицом вниз на берегу, и хочется руками подобрать под себя всю эту землю, а точнее — вобрать и унести с собой. Больно, печально видеть омута, где ты в детстве нырял с берега, дна не мог достать — теперь они вообще безводные. Причем боль не от того, что река обмелела, стала хуже. Нет, она так же стремительно несется, так же радует людей, но это уже другая река, это не моя река. Той уже нет, а на ее месте — галечник, поросший ивняком. В голову приходят мысли, что все преходяще, не вечно, и кто знает, сколько еще раз удастся тебе вот так приобщиться к изначальному, истокам твоего бытия. Река для нас, для нашего детства, была не просто водоемом для плавания и ры­ балки, а нечто значительно большее. Если так можно выразиться, это была вторая жиз­ ненная стихия, вторая среда обитания. В нашей семье, как, впрочем, и в соседних, умели плавать с самого раннего возраста. Я не могу вспомнить, сколько мне было лет и как я научился, но зато хорошо помню, как с братом Михаилом (он старше меня на два года), учили младшего — Ивана. Жестоко и бескомпромиссно. Брали за руки и ноги (а ему три-четыре года всего), заносили в реку на глубину, равную его росту, и бросали. Как хочешь, так и плыви. Выплывал и становился пловцом. Купаться на реке мы могли до одурения, до посинения и до, как бы это поточнее выразиться, того состояния, когда наглатываешься воды, что аж в животе начинает булькать. Владели своим телом в совершенстве, проделывая всевозможные фокусы от элементарных и безобидных — кто быстрее проплывет на животе, спине, кто дальше Л а ы '-Н к 0