Сибирские Огни № 005 - 1990
Кромову повезло: к ребе он добрался вертолетом. Было еще ра но, но смаривала усталость, хотя,' по-хорошему, устать было не с че го. Он завалился спать и спал, как убитый, до девяти утра. Пришел к себе с опозданием. В кабинете ему показалось душно, Кромов от крыл дверь и форточку, чтобы создать сквозняк, сел за стол, порылся в ящике, машинально перелистал какие-то неважные и ненужные бумаги и неожиданно поймал себя на странном чувстве — ему ниче го не хотелось. То есть совершенно ничего. И странным это чувство было потому, что раньше ничего подобного Кромов не испытывал. Наоборот, всегда он чего-то ждал, чего-то добивался и вдруг, как отерп с ног до головы. Обнаружив это чувство в себе, Кромов по нял, что многие люди вокруг него, которых раньше он считал стран ными, совсем не странные, а такие же, как он, отерпшие. По инерции он подумал, что так жить нельзя, что надо как-то отходить, оживать. «А почему, собственно, нельзя?» — спросил себя Кромов. И сам се бе ответил: «Живут и так». «Так бродяги живут, алкаши, тунеядцы», — продолжал он убеждать себя, но тот обман, который Кромов так искренне и легко принимал за правду, перестал действовать. Он знал, что так живут не только те, кто опустился до тепло трассы, но и многие из тех, кто по утрам аккуратно ходит на работу, читает газеты, смотрит телевизор и даже выращивает овощи на соб ственной даче. Но от того, что он знал это, от того, что вокруг было много отерп ших людей, его состояние не стало лучше. Оно рождало тяжкую апа тию, глухое недовольство. Внешне Кромов продолжал жить по-прежнему, но у него как будто ослабла главная жизненная пружина. Он пытался это объяс нить возрастом, но тут же его охватывали сомнения: «Не рано ли? Хотя как посмотреть, есть парни еще не призывались, а уже лысые. Тут кому как повезет». Много раз он хотел написать письмо родителям Анатолия. Кро мов часами сидел над чистым листом, но не появлялось и намека на какое-то душевное движение, которое бы заставило его написать несколько человеческих слов. И как-то так получилось, что виноваты в этом оказывались ро дители Анатолия, эти жалкие, никчемные, пьющие люди, которые и не стоили ни его, ни чьего вообще сочувствия. Во всяком случае, совесть его не мучила. Примерно через неделю или чуть пораньше позвонил майор Лукьянов: — Что, участковый, от безделья там у себя еще не чеканулся? — Служим, — ответил Кромов. — Ты гляди, как он формулирует, — удивился Лукьянов. — Ну так вот, раз служишь, есть боевое задание. Там у тебя в доме, где этот убивец проживал, говорят, родственники какие-то теперь по селились. — С детьми, — торопливо сказал Кромов. — С детьми, без детей — это к делу не относится. Главное, что незаконно они занимают жилплощадь. Чтобы тебе было понятно, пов торяю: незаконно! — Понял. — Ну и хорошо. А то мне в прокуратуре недавно говорили: у вас, мол, в милиции гуманист появился. Я сразу понял, что это про тебя толковали. У тебя сколько классов? — Десять. — Грамотный парень, хотя и без специального образования. И участок серьезный. Можно было бы представить и к лейтенанту. — Мне все равно, — сказал Кромов. Майор некоторое время молчал, и Кромов слышал в трубке его тяжелое дыхание. НЮ 101
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2