Сибирские Огни № 004 - 1990
вилось на свои места, определялась группа лидеров и группа аутсайдеров. Чем больше был коллектив, тем значительнее разница между первым и последним в силе, сноровке и, в конечном счете, в результативности. Хотя, должен сказать, сила физическая при кось бе, являясь необходимой, не достаточна, чтобы хорошо, быстро и сравнительно долго косить. Нужно было правильно распределить силу и выносливость, как в рамках одного цикла (взмах и протягивание косы), так и в течение всего дня. Лет в 15—16 я уже был косарем основательным и не мог себе позволить, чтобы впе реди меня было больше людей, чем сзади. Порой, будучи на пределе сил, требуешь от впереди идущего уступить место. Такое требование обязательно выполнялось, так как была угроза «подрезать пятки» косой. Позже я прочитал у Маркса: «...Но и помимо той новой силы, которая возникает из слияния многих сил в одну, при большинстве произ водительных работ уже самый общественный контакт вызывает соревнование и своевре менное возбуждение жизненной энергии... увеличивающее индивидуальную производи тельность отдельных лиц». Как сильно сказано! Будь один в поле, никогда бы столько не сделал, да и такого азарта, подъема не было бы. Мы позволяли себе пофорсить, попижонить. Одно время сложилось так, что из двадцати косарей впереди шел конюх Васька Бобок, это было его прозвище, а звали Васькой, хотя ему было уже лет за 40. Здоровый, крепкий мужчина. Литовка в его руках казалась игрушечной, и он легко, как мне пред ставлялось, помахивал ею. Я шел за ним. Работал без рубахи, без головного убора и бо сиком. Видишь перед собой спину Бобка и машешь, думая только об одном — как бы не отстать и чтобы ряд по ширине был не меньше, чем у него. Ну и, конечно, качество среза чтобы было безупречным. Длина гона — метров двести. Останавливаешься только, чтобы поточить косу. Великое дело, когда коса хорошо отбита и правильно посажена, то есть установлен оптимально угол между древком (косовьем) и лезвием косы. К сожалению, я так и не научился отбивать косу. Так вот, пройдем мы с Васькой ряд, оглянемся назад — длинной цепью растянулась бригада. А мы — косы на плечо — идем на следующий за ход. Подойдем к началу, попьем воды. Вода теплая, невкусная, но жадно проглатыва ешь одну, а то и две пол-литровые кружки и ложишься немного отдохнуть. Кстати ска зать, за день выпивал не менее ведра воды. Пройдешь ряд, и все, что выпил перед этим, выходит потом. Думается, что организму от этого была польза. Сенокосные угодья располагались в низинах или в пойме стариц, бывших когда-то руслом рек, или в других заливаемых в половодье лугах. Все высокие места распахива лись и засевались пшеницей. Воду с собой не возили — изыскивали на месте. Отыскать ключевую воду если н случалось, то довольно редко. Чаще всего выкапывался колодец глубиной один-полтора метра, который быстро наполнялся грунтовой водой — ее мы и пили. Она не освежала прохладой, но потерю влаги в организме восполняла. Одна де таль. В воде была масса всевозможных микроорганизмов, видимых, как говорится, нево оруженным взглядом, но это нас нисколько не смущало. Природа не была отравлена ни химикатами, которых на Алтае в то время не знали, ни какими-то инфекциями. А про тив микроорганизмов, вечно сопутствующих человеку, наверное, за долгие годы вырабо тался иммунитет, сложилось устойчивое равновесие, своего рода симбиоз. Полежим, покурим (а курили мы тогда все поголовно лет с тринадцати-четырнад цати), и когда основная масса косарей, тяжело дыша, подтягивалась для очередного за хода, мы, уже немного отдохнувшие, вставали и начинали снова. Сзади слышался ропот: не дают отдохнуть! А мы шли вперед, делая вид, что нам неизвестно, что такое усталость. Впрочем, через два-три ряда мы проходили обычно лишний ряд, чтобы остальным было полегче. Не было предела отцовской гордости, когда при его приезде рассказывали о моих трудовых успехах. Он был скуп на похвалу, и только по прищуренным глазам, излучаю щим веселые искорки, да по улыбке было видно, что он чрезвычайно доволен. Только спросит: «Не скучаешь? Ну-ну, давай, давай». И все. И потом, студентом, напишешь по рой грустное письмо, как правило, во время финансовых затруднений, отец отвечает: «Не скучай». Это означало — не горюй, держись, помогу. К концу дня, особенно в начале сенокосной кампании, устаешь неимоверно. Болят руки, ноги, спина. Ночью, несмотря на усталость, сна глубокого нет, до самого утра ка кой-то кошмар, и во сне продолжаешь махать литовкой. Утром чуть свет, часов в пять — подъем, а только, казалось бы, спать, организм уже расслабился, напряжение спало. Я не могу вспомнить других ситуаций в жизни, когда бы так не хотелось вставать. Од нако взрослые уже зашевелились, вылезаешь и ты из шалаша. Все тело болит от вче рашнего, начинающийся день представляется пыткой. Утренняя прохлада быстро приво де
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2