Сибирские Огни № 004 - 1990
каком углу тайги, опекая там борты да кузовья пчелиных семей, ко торые приносили старому сносное житье. Не успела Наталья печку в Аггеевой хатенке побелить да мухо- ту дохлую повымести, как закружились вокруг нее деревенские не женатики. Оно конечно, на их бы месте и генерал усами задергал, посколь ку Наталья была невеста — из-под руки глянуть! Кабы она да на гряд ке огурчиком выросла, хозяйка б ее положила на подоконник — вызревать на семена. Однако первой же свахе девка дала от ворот поворот. — Есть у меня жених,— сказала.— Матушка с батюшкой меня оторвать от него хотели, сюда увозя. А когда подступила к ним смерть, они душой помягчали — благословили. Я своему Назару уже и весточку послала. Так что извиняйте меня на неугодном слове. Да уж чего тут извинять? Дело понятное. Когда же узналось бабами, что Наталья надумала к завтраш нему утру пельмени лепить, еще и черти в кулачки не бились, а уж, считай, вся деревня высыпала на первозимок смотреть-судить, какой такой красавец пожалует до Натальи, что пригожести ее достоин? И вот, когда в рассветном просторе залился безудержным ве сельем почтовый колоколец, то и селяне заулыбались встречь разма шистому бегу коней. Но и помимо конской красоты было чему тут порадоваться — ямщик таким гусаром сидел на. облучке, будто под ним играл скаковой жеребец, готовый по первому посылу ринуться в бой! А насколь он был чернобров да востроглаз, как ловко, ока янный, пощелкивал кнутиком, что, заглядевшись на него, забыли смотрелыцики, на кого собрались тут попялиться. Вспомнили тогда, когда сани пролетели мимо. Догнав возок у Аггеева двора, люди увидали и подивились тому, как новоприезжий, крепко подхваченный невестою под сутулые ло патки, еле перемогал ограду. На крылечке он и вовсе б задохнулся, кабы не Наталья. Она, можно сказать, на руках внесла болезного в избу и затворила за собой дверь. Разудалый ямщик, глядя на это, крякнул надсадно, потом сказал растроганно: — Господи, пошли ему здоровья! — Дай им, боже,— согласились с ним люди. Но душевные эти слова не поторопились дойти до бога. Повен- чаться-то молодые повенчались, успели, но и только. А потом На зар взйлся клониться, как догорающая лучина, и к Евдокии-плюш- нихе1 слег напрочь. Даже бороденка его, некогда обложная да куд реватая, обклочковалась вконец, а глазищи, сухие от нутряного жа ру, подернулись пеплом. О его здоровье даже бабенки перестали толковать, а поминали в разговорах одну лишь Наталью: — Невезучая бабенка, ей-бо. Вот уж о ком сказано — не ро дись красивой... — Хотя б дитенка родила себе в утеху. Так ведь и приплоду ей господь не дает. — Да-а! Злосчастному и в стогу омут... Заявился домой Аггей и, найдя под крышею завалюхи своей такую печаль, подумал старый, а потом сказал Наталье: — Вот что, красота моя. Имеется в тайге место одно, Глухой падью зовется. Народ наш за семь верст его обходит. Нечистая сила, сказывают, водится там. А я недалечь от нее который год бортую и только одно приметил: зверье хворобу свою избывать туда ходит. Бывал я в Глухой пади, смотрел, какая та особенность кроется. Зем 1 Евдокия-плюшниха — 1 марта (здесь и далее даты народных праздников приво дятся по юлианскому календарю, так называемому старому стилю).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2