Сибирские Огни № 004 - 1990

Ну и что ты там, в своей Швеции, делаешь, Христина из Шве­ ции? Официанточка? Продавщица? Или, правда, коров доишь? По этикету пращуров полагалось сначала информировать о се­ бе, и я, изображая летящий самолет, говорю: Фыр-р-р-р-р! Сибирия! — дескать прошу не путать, я не здешний, я из Сибири! — Фыр-р-р-р-р-р! — поняла меня Христина и, тоже, хлопнув себя по груди, говорит: — Стоккхульм! Замечательно: это уже кое-что! Христина из Стокгольма танцу­ ет с Володей из Сибиряк. Зачем я исказил название родной стороны, не знаю, должно быть, в соответствии с книжными стереотипами из детского чтения: Майн Рид, Жюль Верн, Фенимор Купер... Ну, а дальше что? Ведь чистая терра инкогнито: что там за синими озеринами глаз моей юной рок-партнерши? Классики утвер­ ждают, что любая женщина — тайна, а если эта тайна еще и без языка? Но хвала року — танцу всех возрастов и сословий, всех наций и материков! Рассказывай о себе движениями, ничего не усложняй, и тебя прекрасно поймут! Если американские выходцы из Африки, благодарно замечу, ничего, кроме рока, не внесли в мировую культуру, то и рока до­ статочно, чтобы стать вровень с великими народами! Иногда водоворотами танца Христину, оторвав от меня, уноси­ ло в гущу толпы, я огорчался: потерялась, ищи теперь иголку в стоге сена, но девушка вдруг оказывалась рядом и, вырвавшись из чьих-то объятий, повисала у меня на шее. Ну что ж, ходи веселее, Калуга, гуляй веселей, Кострома! Под рок-ритмы, усиленные до грохота урагана, я, размахивая руками, подпрыгивал, вертелся волчком и видел рядом большие сияющие глаза, слышал всю ее, пахнущую духами, потом, волосы ее щекочут мое лицо. Вся она, мягкая, теплая, вот он, полуоткрытый влажный рот! Когда я кружу ее, прозрачную косынку сдувает с глубокого выреза, молодое сильное тело, как пойманная рыба, трепещет в моих руках и никакой преграды! Я целую ее в смеющийся рот, она, уронив голову набок, заглядывает мне в глаза вопро­ сительно, зазывно. Косыночка сбивается в сторону, обнажаются округлости грудей, ах, как хочется дотронуться! «Можно?» — гла­ зами спрашиваю я. «Да, да, да!» — отвечают ее глаза и, побо­ ров страх перед неприкасаемостью прекрасного, я просовываю под косыночку руку. Христина повертывается ко мне спиной, и моя ру­ ка проваливается ниже, ниже, в обжигающе горячую тесноту... Она улыбается мне через плечо, смеется, можно утонуть в си­ неве ее непорочных глаз. Спасибо року, который все делает детски невинным. Вспоминается, на танцульках давних в майских сумер­ ках мы делали то же самое, и моя теперешняя девчонка, конечно же, из деревни, хотя сказала нарочно, что живет в Стокгольме... На поцелуй мой она отвечает коротко, но жарко, щеки ее пы­ лают, они обжигают мне губы — вот ты какая озорница, шведочка Христина! И мне нравилось сегодня озоровать: в кои-то веки выпа­ дет еще удача вспомнить далекую юность — подержать в объятьях такую вот юность синеглазую, которая то ли не замечает, что мы далеко не ровесники, то ли не хочет замечать?.. Беру ее за один пальчик, кручу, как живой волчок, и Хри­ стина кружится, кружится, кружась, с закрытыми глазами, вдруг со смехом падает мне на грудь, будто ей дурно, и я на мгновенье всем телом слышу упругость ее груди, живота, бедер, и накатывает страх перед пропастью, обвалом, куда засасывает, как в воронку, втяги­ вает, и нет сил противиться, отстраняться... Христина снизу вверх смотрит мне в глаза, они молят, просят, такая беспомощная, совсем ребенок, ребенок, напуганный предчув- 42