Сибирские Огни № 004 - 1990

ковая мина и взлетевший вверх котел походной кухни долго кру­ тится в воздухе, расплескивая суп. А на облучке сидел друг твой и помощник, повар Михеич, с которым ты. только что разговаривал про тот самый суп. У Михеича остались дома сын и дочка, они жили у двоюродной тетки, сын Ванятка и дочь Любаша, всю войну ребята ждали папку, но не дождались. Моя мать дождалась меня, она вы­ молила мне у бога и вот эту ночь. Даруя мне долгие годы, Господь надеялся, наверное, что я сделаю что-нибудь хорошее, и мне стыдно, потому что ничего хорошего я так и не сделал, не сумел. О том, как мне стыдно, я пытаюсь рассказать моим коллегам, мы давно уже, возвращаясь в Ленинград, едем по ночной дороге, но мне кажется, никто меня не слушает, и я снова и снова рассказываю о друге моем Михеиче, какой он был хороший повар, это он умел ва­ рить галушки из топора, рассказываю о незнакомом мне батальон­ ном, у которого в Карельской тундре оторвало руку с часами. — А череп мой,— говорю я,— он в тундре, ребята. А в небе звезды... — Череп на месте, — утешают меня ребята. — А вот голова!.. — Поискать, что ли, голову, мужики? — Сама найдется, куда ей без хозяина? — Время есть, еще найдется. До открытия конференции далеко. Конференция наша была юбилейная, международная, но все же слегка провинциальная, и на сцене сидел четырехрядный президиум. Бывают пяти-, шести- и более рядные, устроители же нашей конфе­ ренции сочли нужным ограничиться лишь четырьмя рядами, и эта скромность — знамение времени. Слышал я, президиумы урезаются вовсе до минимума, до одного ряда, но это уж слишком. Усы, бородку, нос картошкой Вятича я увидел в третьем ряду, где место поколения сравнительно молодого, но уже прописавшегося в президиумах. Первый же ряд сидящих лицом к массам, к нам то есть, состоит из самого-самого, одного-двух из них увидишь даже в вы­ сочайших президиумах. Во втором ряду тоже, самое-самое, но как бы второго сорта. Тут уж много, как и в первом «одуванчиков», а в третьем и четвертом можно увидеть даже шевелюры, даже кудри и проборы. И среди сильного пола бывает посажена девчушка-студент­ ка, может быть, даже школьница с удивленно распахнутыми глазами. Были в президиуме и другие нации: братец-кубинец, братец- вьетнамец, братец-латиноамериканец с совершенно голой, как яйцо, макушкой, но с пышнокудрявыми локонами по плечи. Восточные на­ бобы монументально восседали по правую и левую руку от председа­ тельствующего — это их постоянное место в президиумах, как бы пожизненная прописка. На красном бархате стола группками по три — бутылки боржо­ ми, открывашечка лежит у всех на виду. Вот уже и откупорили одну бутылочку: жажду испытал восточный набоб слева. Одеты оба очень просто: летняя светлая тройка, на пиджаках ничего, кроме двух-трех лауреатских медалек. Сидеть в президиумах набобы умеют лучше всех, испытывая удовольствие от красоты момента. Кажется, все конференции, плену­ мы организуются ради удовольствия этих энергичных, полных жизни товарищей. И выступают они лучше всех: темпераментно, с пафосом, всегда на одну и ту же тему — о дружбе народов, о горячей любви их древних народов к великому собрату. Все шло очень хорошо, председательствующий, как и Вятич, нос картошкой, но рыжий. Точнее, Бывший Рыжий, потому что ры­ жими в настоящее время оставались у него только брови и ресницы. Бывший Рыжий предоставлял слово, объявлял, кому приготовиться. Объявив, стоя прослеживал, как оратор подходил к трибуне, как раз­ ворачивал бумажку, надевал очки, и лишь после этого садился.