Сибирские Огни № 004 - 1990

— Юлия Друнина? О, Юличка — гениальный писатель, но ты... Ты! В ранге гениального писателя я почувствовал голод и спустился этажом ниже — в буфет. В углу за круглым столом сидело уже два восточных набоба, и мой бедный Вятич с прилипшими ко лбу волоса­ ми бегал от стола к буфетной стойке и обратно с фужерами коньяка. Второй восточный человек был еще круглее, еще сановитее, еще зна­ менитее и влиятельнее. — Ты пышешь, как бог, — говорил Вятичу более круглый во­ сточный человек.— Нэт, лучше бога, бог не знает жэншина. Ты зна­ ешь жэншина... Более круглый человек тоже без помарок говорит по-русски, но для колорита украшает свою речь кавказским акцентом: буфет — не трибуна, тут это можно, даже нужно. Среди набобов Вятич сделался потоньше, полегче как-то, куда делась его ершистость, размашистость русская. Слушал вниматель­ но, жизнерадостно смеялся, щелкал зажигалкой для балующегося сигаретой набоба. Ах, мать моя матушка! Только что воевал с титаном литерату­ ры, с Суворовым Александром Васильевичем, досталось от нас и те­ перешним вооруженным силам, и вдруг эти бурдюки восточные! Мне было жаль Вятича: нелегко ему приходилось в данный мо­ мент с его гордостью, с его бунтарским духом и максимализмом. В номер он вернулся злой, рухнул в кресло. — Шайтан твоей бабушке! — выругался по-азиатски. — Уложил аксакалов? — спросил я.— Спят? — Уложишь их! — скрипнул зубами Вятич.— Спасибо, пере­ водчики пришли, увели в другой буфет. Не люди — бочки... Вятич страдал, лицо его нервно подергивалось. — Противно, но шайтан вашей бабушке — надо! Собирают де­ легацию в Испанию, корриду можно посмотреть. А они, эти бочки коньячные, могут все. С детства мечтал посмотреть корриду, но про­ тивно, противно! Отмыться от этой гадости и спать! Кто первый в ванну? Давай крой ты, я — следом! Проснуться бы утром с чистой душой деревенского подпаска... Но ни отмыться, ни проснуться с чистой душой подпаска было нам не суждено — таков он, Ленинград-волшебник! Если ты прие­ хал сюда, никому ничего не обещай, потому что невозможно преду­ гадать, что будет с тобой минуту спустя: Питер неистощим на вы­ думки, добрые и коварные, самые непредсказуемые. Прихватив зубную щетку, я направился в ванну, но меня упре­ дил громкий стук в дверь. — Есть кто-нибудь живой? В проеме дверей возникла монументальная фигура нашего обще­ го с Вятичем коллеги и друга, человека замечательного во всех отно­ шениях. Друг наш улыбался детской улыбкой вечного романтика. — Поехали ужинать,— сказал Романтик.— Лошади поданы. Я знаком с Романтиком с незапамятных лет, Вятич — тоже. Как Стиву Облонского, его знают все и везде встречают счастливым воз­ гласом : — Вот и он! — как будто расстались час назад. Мы обнялись. Романтик тиснул нас по очереди, роста он под два метра, силы немереной. — Собирайтесь, да поживее. Мы ужинаем в Зеленогорске. За­ светло бы из Питера выбраться. Не так уж много людей способны на такое: заехать в гостиницу, обнять друзей, скомандовать: поехали ужинать, уха из свежей ко­ рюшки, танцы под живой рок-оркестр. Романтик — насквозь питерец: он тут родился, учился в быв­ шей гимназии, окончил Ленинградский университет, обе жены его, теперешняя и бывшая,—коренные ленинградки, одна дворянского